- А что, любят только за это самое сокровище? – сощурилась она.
- Нет, - я пожал плечами. – Не только. Но тут ключевое слово – «любят», а я тебя, извини, не люблю. Даже влюблен не был. Ничего, кроме секса. А секс без чувств очень быстро приедается. Хочется чего-то другого. Даже если по сути это то же самое. Я бы не стал ничего такого говорить, но ты сама напрашиваешься. И, кстати, почему сволочь-то? Сволочью я был бы, если бы наобещал тебе золотые горы и бросил у дверей загса беременную. А так все честно. Не нравятся правила – не садись играть.
И в этот момент – ну что за подлое ебанатство?! – на крыльцо вышла Юля. Посмотрела на нас, выпятив губу, и сбежала по ступенькам: мимо ехала маршрутка. Наверно, я отвел взгляд не слишком быстро, потому что Лариса его заметила. И спросила, сочась ядом:
- Что, уже подыскиваешь новую дуру? Ты ведь не можешь, чтобы никого не трахать, да? Вот эта? Рыжая? Господи, да она же страшная! Конопатая вся, как…
- Ларис, а у тебя щиколотки толстые.
- Что?! – опешила она.
- Ровным счетом ничего. Как и веснушки. Когда кого-то хотят, это никак не влияет – ни веснушки, ни щиколотки. Когда не хотят – тоже. Все, счастливо!
Обогнув ее, как дерево, я свернул в переулок к парковке. Сел в машину, завел двигатель.
Девушек у меня за четырнадцать лет было немало. Ни одни мои отношения дольше двух-трех месяцев не продлились. Но поскольку расставался мирно, помнил только хорошее. Лариса стала первой умудрившейся убить приятные воспоминания. И что-то подсказывало: это еще не все. Больше всего мне не понравилось, что она, походу, просекла мой интерес к Юле. И беспокоился я вовсе не за себя.
__________________
* Лаппеэнранта
**финский рыбный суп на сливках
***водка «Finlandia» на северных ягодах: бруснике, чернике и морошке
7. Глава 7
Юля
Вот ведь не зря я сомневалась, идти на работу в офис или нет. Будто чувствовала какой-то подвох. Хотелось винить всех подряд: Макса («Мне до зарезу нужен тот, кому можно доверять»), Влада («Иди! Хоть какой-то карьерный рост»), напарницу Вику («Господи, она еще думает! Мне бы кто предложил!». Но стоило принять тот факт, что решение было только моим. Я знала: это не лучший вариант, и все же согласилась. Написала заявление, вышла на работу. Теперь глупо было вопить, что меня недостаточно информировали.
По большому счету, оставалось только два варианта: копать или не копать. Гордо заявить Фокину, что я не такая, я жду трамвая, и уйти в закат. Чай не крепостное право, насильно никто держать не будет. Или вписаться в эту, как выразился Макс, серую схему, наведя фокус на конечную пользу предприятия.
«У тебя есть желание приносить пользу»…
Вот же скотина! Знал, на какую кнопку нажать.
Мне и правда всегда хотелось, чтобы моя работа была реально кому-то нужна, а не просто получать деньги. То есть деньги – это, конечно, прекрасно, никто не спорит, и все же я не смогла бы заниматься хорошо оплачиваемой, но бесполезной фигней. Мой двоюродный брат Филипп, экономист, неплохо зарабатывал игрой на бирже, делая деньги из воздуха. Сегодня купил дешевле, завтра продал дороже. Ему нравилось, а я этого не понимала.
В школе польза от моей работы пусть условная, но была. В поликлинике – уже больше. Я это реально видела. Сейчас… хоть и упиралось всё во мне четырьмя лапами, доводы Макса казались достаточно обоснованными. В жизни редко что-то бывает однозначно черным или белым. Обычно как раз такое вот – серое во всех его оттенках, которых, как известно, даже не пятьдесят, а двести пятьдесят шесть.