- Омагад! Вот у кого-то недержание!

В этот момент вошла Кристина, и Макс встал.

- Пойдем, обедать пора. У нас в кафе внизу скидка по бейджу.

- Да я особо не хочу, - мне и правда не хотелось есть. На нервной почве аппетит всегда делал ручкой, а сейчас было как раз здорово нервно.

- Пойдем, - он потащил меня за рукав. – Заодно и поговорим.

Мы спустились в кафе, больше похожее на столовку с подносами. Макс полностью заставил свой, я взяла салат и компот. Расплатились, сели за столик в углу.

- Короче, Юль… - начал он, помешивая рассольник. – Ты ведь понимаешь, что такое социальный проект?

- Ты про поликлиники? – уточнила я, ковыряя вилкой вялую капусту с морковкой.

- Про них, родимых. Все социальные проекты, если с коммерческой точки зрения, по дефолту убыточны. Но за них дерутся, потому что это реклама, дотации, налоговые льготы и прибыль.

- Не понял. Какая прибыль, если убыточны?

- Власти прекрасно понимают, что ни одна коммерческая структура просто так не будет работать себе в убыток. И заставить не могут. Значит, надо мотивировать. Льготы и дотации – это хорошо, но мало. В лучшем случае на коммуналку и содержание зданий. Нормативы ОМС даже в государственных клиниках не покрывают расходы, а у нас тем более, учитывая, что персонал получает больше и закупки дороже. Платные услуги оказывать нам запрещено. Значит, остаются серые схемы, на которые закрывают глаза. Другими словами, приписки. Администраторов в это, разумеется, не посвящают, но ты должна была видеть карты, помеченные ноликом.

- Да, - припомнила я. – Видела. И даже спросила, что это значит. Мне сказали, что это тестовые карты, на которых обкатывали систему.

- Это карты несуществующих пациентов. То есть это реальные люди с реальными документами, обычно родственники врачей, но к нам они не ходят. Все приемы и исследования там липовые. За них перечисляют деньги, которые идут на покрытие убытков и в прибыль. Кроме того у каждого настоящего пациента в карте, если поискать, можно найти анализы и обследования, которые ему не делали. Ну и в каждой поликлинике есть десяток вакансий, которые никогда не будут закрыты, потому что якобы заняты.

- Офигеть, - я чуть не подавилась ягодой из компота. – То есть это такое возведенное в систему жульничество?

- Да, - подтвердил Макс, - так и есть.

- И ты так спокойно об этом говоришь?

- Давай я закончу, а потом ты будешь пениться, Юль, ладно? – он отставил пустую тарелку и пододвинул к себе другую, с гуляшом. – Когда я только пришел в «Северную», был вполне таким д’Артаньяном. Обычно врачи в курсах всех этих дел, поскольку сами приписками и занимаются, но меня решили не посвящать, потому что взяли всего на четверть ставки – два дня по четыре часа. А потом я нашел в карте своего пациента узи, которое не назначал. У другого левые анализы, у третьего прием, который точно не проводил, потому что в тот день поменялся сменами. С заведующим мы и так были не в лучших отношениях, он считал меня наглым выскочкой, а когда я пришел к нему с вопросами, и вовсе наорал. Но я ж д’Артаньян? Я собрал все приписки со всех своих карт и поехал в офис. Там мне и объяснили политику партии. И предложили занять место этого самого заведующего, который был на плохом счету. Согласился я далеко не сразу.

- А почему вообще согласился? – перебила я. – Макс, ты же классный хирург, зачем тебе эта помойка? Или какие-то большие преференции предложили?

- Нет, - усмехнулся он. – Никто из нас за участие в экономических преступлениях не получает ни копейки дополнительно. Это баг системы, превращенный в фичу. Почему? Понимаешь, Юль, мне мало только оперировать. Я по натуре такой… министр-администратор. У меня два допника: врач общей практики и организатор здравоохранения. Чтобы было гармонично и интересно, мне надо и оперировать, и руководить.