– Я-то откуда знаю?

Но скоро появляется какой-то капитан медицинской службы, а с ним – Покровцев, живой и здоровый, даже без видимых ранений, только очень осунувшийся. Капитан начинает расспрашивать Андрея о самочувствии, но тот неуставно перебивает старшего по званию:

– Кто еще выжил, кроме нас? – говорит он Покровцеву. – Кто меня оттуда вытащил?

– Я и вытащил, – угрюмо отвечает тот.

Его глаза все в красных жилках, а лицо – совсем худое, с впалыми щеками, как череп.

– А выжил… – продолжает Покровцев. – Да никто больше. Ни Мурзинов, ни Серёга, ни Хази.

Неохотно рассказывает остальное. Его позицию обнаружили спустя пару минут после того, как раздался вопль изнутри дома.

– Двое подошли, с разных сторон. До последнего старались не шуметь. Но мне-то терять уже нечего, одного почти впритык из ПП прошил, второй залег, а я – деру. Снайперку пришлось бросить, конечно, с одним ПП остался. Ну и что было делать?

Капитан медслужбы не вмешивается в разговор, терпеливо ждет окончания рассказа.

– Я под шумок от второго оторвался, – продолжает Покровцев, – в овраге к востоку залег, вроде помойки там у них, вонь страшная. Укрытие хорошее, хрен отыщешь, да только не видно ничего, что в поселке творится. Но крики слышу, хохот. Все, думаю, хана. Потом еще пальба со стороны твоей точки, ну, думаю, и Андрюха готов уже. И что дальше? Кидаться с одним ПП на всех, надеясь хоть раз в Хази попасть?.. Стал осторожно к селу возвращаться, посмотрю, что да как, а дальше видно будет… И вдруг опять пальба. Высунулся из кустов, а там ты бежишь, один на всех. Огневский, значит, решился, на что у меня кишка тонка оказалась. Ну а дальше ракета… Такого я еще не видал, – Покровцев качает головой, – всех порвало и пораскидало как бумажных кукол. Успел только увидеть, как тебя отшвырнуло в сторону, в лесок. Тогда и понял, что еще пригожусь. Тихонько до того места добрался, стал тебя искать. Кругом ор стоит, все носятся в панике, пожар еще от взрыва начался, потом даже лес загорелся. Нашел тебя – голова вся красная, осколком наверно полоснуло. Кое-как под весь кипиш уволок тебя, духам не до нас уже было. По сухому ручью к месту встречи выполз. Ну и там, как условлено было, вертолеты за нами пришли.

– Хази точно готов? – спрашивает Андрей.

– Точно. В паре метров от него ракета легла. И от майора нашего. Такой шар огня был…

Огневский медленно кивает. Голова и шея слушаются, а вот руки и особенно ноги – не очень. Полного паралича нет, пошевелиться получается, но только очень медленно. В голове периодически распускается алый цветок боли, но медсестра регулярно делает уколы, после них отпускает.

Следующую неделю Андрей в основном спит. Иногда, в короткие отрезки пробуждения, в мутном свете больничных ламп появляется толстая сестра, медицинский капитан или Покровцев. На них Огневский особо не реагирует.

Но вот телесные силы начинают медленно возвращаться. Все-таки организм крепкий, тренированный, да к тому же совсем еще молодой. Но с волей к жизни, не менее важной для выздоровления, сложнее. Осознание, что ты отправил на тот свет своего командира, периодически накатывает и не дает дышать.

Нет, Огневский знает, что поступил правильно, что исполнил приказ и выполнил боевую задачу. Аль-Хази, один из опаснейших террористов мира и злейших врагов России, мертв.

Но от этого почему-то не легче. Моральная правота не отменяет шока, ужаса от содеянного. Самое страшное воспоминание об операции – это не свистевшие вокруг пули, даже не момент взрыва. А то, как Андрей бросает черную коробку радиомаяка под ноги Мурзинову, обрекая того на сожжение.