– Да уж, не прёт тебе, сеструха! А я с этого рейда неплохо подниму – там пять машин почти небитыми взяли. Серьёзные тачки, броня, электротяга на зорах!

– На зорах! – аж застонала Худая. – Это же деньжищ кучища!

– Отсюда и до неба, сеструха! Отсюда и до неба! И моя доля там есть! А твоей – нету! Ничего, будет и на твоей улице лужа, и упадёт туда сундук с хабаром. Ой, а что это за прелесть?

Лёшка кормит мясом шмурзика, отрывая кусочки от своей порции.

– Это Мурзик, – сказал он гордо.

– Ух ты, какой смешной! Можно погладить?

– Конечно.

Рейдерша бросила на землю автомат, присела на корточки перед Лёхой и с восторгом запустила обе руки в длинный шмурзиковый мех.

– Ой, какой он тёплый! А какой мягкий! А какой пушистый! Не продаёте?

– Нет! Ни за что! – замотал головой Лёшка.

– И правильно, – согласилась Оторва, – я бы тоже не продала. Пойдёмте встречать рейд! Они уже на подходе.

***

В лагерь, рыча моторами, дымя и сигналя, втягивается колонна. Впереди гордо катится грузовик с таранным бампером, к нему прицеплена колёсная платформа, на которой поперёк, свесив по бокам колёса, стоят четыре знакомых внедорожника. К силовым бамперам примотаны цепями солдаты. Их лица разбиты, одежда покрыта кровью и пылью. Большой пикап тащит на буксире броневик, на его крыше сидят несколько рейдеров.

Центральный проезд заполняется вышедшими встречать рейд. Василиса ожидала приветственных криков и ликования, но все молчат, пока в ворота не въезжает последняя платформа. На ней лежат аккуратно сложенные мёртвые тела.

– Поприветствуем наших братьев, чьи колёса совершили последний оборот! – раздался усиленный динамиками голос.

Его обладатель стоит на огромном капоте переднего грузовика, держа в руке микрофон.

Рейдеры вдоль дороги опускаются на одно колено и замирают так, пока платформа не проезжает мимо. Тел много, видимо, военная колонна оказала сопротивление.

– А теперь, ребятки, хорошие новости! – заорал в микрофон человек на капоте. – Мы подняли нехило трофеев! Вы даже представить себе не можете, насколько нехило! Поэтому всем бухать и веселиться! Разве не для этого мы живём, братва? Сегодня вечером все пьют за мой счёт!

– Для этого! – заорали из толпы. – Ура Бадману!

Потери были забыты, все кинулись осматривать трофеи и ждать вечера. А за Василисой и Лёшкой пришли.

– Эй, Худая, эти с тобой? – двое крепких татуированных парней с дробовиками настроены решительно.

– А хоть бы и да, – ответила девушка.

– Бадман хочет их видеть. Ну и ты, иди, пожалуй.

– Ой, что-то мне страшно, – признался Лёшка.

– Не ссы, мелкий, – заржал один из парней, – Бадман детей не ест.

– Пойдём, – вздохнула Худая. – Так надо.

***

Бадман – плечистый татуированный бородач в проклёпанной кожаной жилетке на голом мускулистом торсе. На руках шипастые браслеты, на шее висят на цепочках патроны и жетоны.

– Я Бадман, – сказал он веско. – Я тут главный.

– Я Худая, – ответила девушка.

– Вижу, что не Толстая. Ты их привезла?

– Я. Отстала от рейда, мот сломался. Встретила в пустошах.

– И как они тебе?

– Внятные, – твёрдо ответила она. – Девчонка волочёт в железе, починила мот. Пацан… Ну, пацан. Как все.

– Понял. Не уходи пока.

Девушка отошла в сторону и присела на раскладном стульчике. Бадман расположился в большом тканевом шатре, где восседает на своеобразном троне – снятом с какой-то машины кожаном сиденье. Перед ним столик с едой и напитками, дымится сигара.

– Вы были в одной из машин, вас заметили, – обратился он к Василисе.

– Они схватили нас.

– Да? Как и где?

– Мы сначала шли с табором Малкицадака…