Внутри, впрочем, оказалось почти уютно – сидения сняты, пол застелен выцветшими коврами, стоят две обычных кровати с панцирными сетками, стол и сделанные из патронных ящиков шкафчики. Стены драпированы занавесками из драной, но почти чистой ткани.

– Жрать у меня нечего, потом сходим в бар. Питьевая вода вон там, в бутыли. Сзади пристроен душ, можно смыть пыль, если вы, конечно, вообще моетесь… – девушка окинула их скептическим взглядом.

Василиса посмотрелась в висящий на стене неровный кусок зеркала и поняла, что они с Лёшкой уже почти не выделяются на местном фоне. Приключения последних дней не лучшим образом отразились на их одежде и причёсках.

– Я бы ещё и постирала, – сказала она печально, – но переодеться мне не во что…

– Понимаю тебя, – покивала девушка. – Знаешь, тебе повезло. Я тут жила с подружкой, она мелкая, примерно как ты. От неё осталось бельё и кой-какие тряпки. С пацаном попозже решим, я знаю, у кого спросить.

– А где твоя подруга?

– Не повезло ей. Худым, чтобы заслужить имя, приходится рисковать.

– Ой, извини, сочувствую.

– Я не сильно по ней скучаю, та ещё была дура. Ни хрена не мылась и вечно пьяная приползала к ночи. А уж как храпела! Если бы ей не оторвало башку тросом в рейде, я бы её, наверное, сама в конце концов придушила.

Василиса не нашлась, что на это ответить.

***

Душ представляет собой выгородку из драных пластиковых листов на железном каркасе. Сверху водружён старый грузовой бензобак, в который вварена труба с краном и распылителем. Вода в нём почти горячая от солнца, но немного пахнет бензином. Из всех гигиенических средств есть только кусок засохшего потрескавшегося мыла.

Пока Васька отмывала Лёшку и мылась сама, Худая притащила откуда-то ворох пацанячих одёжек, и вскоре брат стал похож на местного автодикаря – в драной куртеечке, с платком на шее и очках-консервах. Для полноты образа он нацепил через плечо кусок пустой пулемётной ленты, выброшенной, видимо, по причине её безнадёжной ржавости.

– Настоящий маленький рейдер, – одобрила девушка. – Пойдёмте пожрём.

Василиса теперь и сама вполне сливалась с местностью – доставшаяся ей одежда была почти чистой, но уж очень вольного стиля. Потёртая кожа, драный топ, штаны с кожаными накладками, старые растоптанные берцы. Дикая разбойница.

– Слушай, – спросила она Худую, – а та женщина, на въезде… Которая с автоматом. Она говорила про «продажу»…

– А, эта. Она просто сука. Не обращай внимания. Мы людьми не торгуем. Ну, почти. Разве что какие-нибудь богатые говнюки попадутся, тогда можем выкуп взять. А работорговцев мы на колеса наматываем, говённый они народец.

– А что с нами теперь будет?

– Это Бадман решит. Он тут главный. Вот вернётся из рейда и решит.

– Он злой? – спросил Лёшка.

– А кто тут добрый? – ответила вопросом на вопрос девушка.

Покормили их в ближайшем баре, который представляет собой просто ржавый навес. Там жарят мясо на ржавой решётке над ржавой бочкой. О происхождении мяса Василиса решила не спрашивать. К мясу Худая взяла пива. О каких-либо других напитках сплошь татуированному и покрытому шрамами владельцу заведения известно не было: «Пиво или ничего». Дети выбрали «ничего», хотя жёсткое, жилистое, обгорелое сверху и не прожаренное внутри мясо на чёрствых лепёшках – блюдо, которое хотелось чем-нибудь запить. Васька пробовала однажды пиво, и ей не очень понравилось – горькое и в голове потом странно. Но оно хотя бы выглядело привлекательно – прозрачное, янтарное, с пузырьками. То, что налили Худой, оказалось мутным, жёлтым, с какими-то хлопьями и вообще без пены. Пахло от него кислятиной. Такое даже пробовать не хотелось.