— Мамочка…

Опомнившись, я посмотрела на дочь: Нора обеими руками вцепилась в меня, словно в спасательный круг. Хотя давно себе такого не позволяла, считая, что она уже слишком взрослая для подобного проявления эмоций. Она и обнималась со мной и тетушкой лишь дома, за закрытой дверью, чтобы никто не видел. И в этом была немалая доля вины тети Веры, постоянно внушающей ребенку, что любое проявление эмоций на людях — это проявление слабости. А враги не должны знать о наших слабых местах. Но теперь, в минуту опасности, испугавшись за нас обеих, Нора позабыла про наставления тетушки. И обняла меня, насколько хватало длины руки, изо всех силенок вжимаясь в меня.

— Мисса Вильямс, — вновь обратился ко мне тот же равнодушный командир этой своры осваитов, иначе инопланетников я сейчас назвать не могла, — если вы пойдете с нами добровольно, мы не станем разлучать вас с дочерью. Но если только попробуете сопротивляться или сбежать, ребенка у вас отберут, и вы его никогда больше не увидите.

Это было сказано ровным, равнодушным тоном. Будто слова совершенно ничего не значили. Но у меня подкосились колени от этой угрозы. И я изо всех сил вцепилась в Нору, глядя дикими глазами на осваитов. Неужели они способны на такое?

Несмотря на предрассветный час, у орбитальных лифтов начала собираться толпа желающих попасть на звездолеты, пришвартованные у внешних молов. На нас смотрели недовольно и с опаской. Будто мы с дочкой и впрямь были преступниками. У меня в груди заклокотал истерический смешок: что же это за планета такая, если на ней беременную женщину без раздумий записывают в преступники? Но на мои чувства всем было плевать. Осваит, разговаривавший со мной, равнодушно глядя перед собой, будто робот, ждал моего ответа. Нужно было на что-то решаться.

— Ведите, — хрипло выдохнула я, — я не буду предпринимать попыток к бегству.

К чести осваитов, никто из мужчин даже не попытался прикоснуться ко мне или дочери. Они просто окружили нас плотным кольцом и повернули, задавая направление движения куда-то вглубь помещений космопорта. А наш сопровождающий так и остался, в унизительной позе с заломленными за спину руками. Когда мы с Норой почти поравнялись с ним, он выкрикнул на земном английском:

— Ирэн, обязательно воспользуйтесь своим правом связаться с посольством!..

Он что-то хотел добавить еще, но сопровождавшие меня и Нору безопасники резко ускорили шаг. И самого парня, кажется, попросту вырубили ударом по шее. Я содрогнулась. Жестоко. Особенно если учесть, что мы не виноваты в том, в чем меня и дочку обвиняют.

Мы долго петляли по служебным помещениям. Где-то было темно, где-то холодно. Где-то на нас таращились как на диковинку сотрудники космопорта. В конце концов, после довольно длительного ожидания в пустой, без единого предмета мебели, комнате в компании своих конвоиров, мы покинули здание космопорта. И я сразу же поняли причину ожидания: выйдя на улицу, я увидела транспорт, принадлежавший судя по эмблемам и спецогням, городской службе охраны и праворядка Коррунда. Передо мной и Норой распахнули заднюю дверь. Поддерживая измученного ребенка, но не выпуская ее руки ни на секунду, я дождалась, пока Нора заберется на сидение, а потом села в салон и сама. И оцепенела: мы оказалась в каком-то подобии клетки, со всех сторон окруженные слабо мерцающей от напряжения решеткой. Дочка испуганно прижалась ко мне, я обняла и успокаивающе погладила ее по спине. А у самой при этом внутри все противно дрожало от страха. Дверь захлопнулась, транспорт плавно поднялся вверх, на воздушную трассу.