– Совершенно верно! – поддакнула Мередит. Наступила тишина. Хокинс скрестил пальцы, запрокинул голову на спинку стула и окинул их угрюмым взглядом. А может, подумала Мередит, у него просто манера такая? Может, он на всех так смотрит?

– Вот как, перенес, значит, инфаркт? И все же доконало его не сердце. Позвольте спросить, старший инспектор, а вы-то чем занимались, когда злоумышленник подкрался к нему и вонзил ему в спину шприц с ядом?

– Я фотографировал, – ответил Маркби. – Снимал бывшую жену и мою… подругу мисс Митчелл на фоне цветов.

– То-то репортеры обрадуются, когда узнают! – язвительно заметил Хокинс.

– Я как выжатый лимон, – призналась Мередит, когда они наконец вышли на улицу.

– Ты! А мне каково? Он выставил меня полным идиотом! Алекса убили у меня под носом!

Они отыскали неподалеку небольшой бар – осколок викторианского Лондона. Крошечное питейное заведение чудом сохранилось среди высоких современных зданий. Стены внутри покрывала пожелтевшая резьба по камню, над которой тянулся пыльный фриз из оштукатуренных виноградных листьев, гроздьев винограда и пухленьких младенцев. Заказав бутылку красного вина неизвестного происхождения, они сели за столик и принялись обсуждать случившееся. Ни к каким утешительным выводам они так и не пришли.

– Ведь это ты обратил внимание на колючку, забеспокоился и послал ее в Скотленд-Ярд! – Мередит со свойственным ей здравомыслием постаралась найти в происходящем хоть что-то хорошее.

– Не самый умный мой поступок! – промямлил Маркби.

– По-другому ты поступить и не мог. – Она погладила его по руке. – Выше нос! Я понимаю, как тебе сейчас паршиво, но пусть все распутывает Хокинс. В конце концов, дело ведет он, а не ты!

– Да уж, слава богу. Я по другую сторону баррикады. Должен сознаться, я переживаю совершенно новые, незабываемые ощущения! – Маркби поморщился. – По-моему, Хокинс не в восторге от того, что одним из свидетелей оказался сотрудник полиции. Он считает, что сыщик даже в выходной обязан нюхом чуять всех, кто замышляет недоброе. И вообще, кажется, во всем произошедшем он винит меня.

– Что ты, конечно нет! Ведь не ты впрыснул Алексу смертельную дозу яда растительного происхождения!

– Ты уверена, что Хокинсу не пришла в голову такая мысль? И мотив удобный: ревность к Алексу. Ревность – один из самых частых мотивов для убийства.

– Когда ему впрыснули яд, ты нас фотографировал.

– Мы только предполагаем, что его укололи именно тогда, – уточнил Маркби. – Хотя, скорее всего, так оно и было. Вокруг бурлила толпа. Его толкали со всех сторон. Он ойкнул и пожаловался на боль. Потом вытащил из пиджака колючку и… – Маркби вдруг замолчал и хмуро уставился в свой бокал. – Он выронил колючку, потому что не понял, как она важна! Да, он ее выронил… – Алан отпил вина. Наступило молчание, прерываемое взрывами хохота в другом конце зала. – А оказалось, что все дело именно в колючке. Мне бы сразу догадаться, что его отравили! Кстати, покушение явно обдумано заранее и вполне толково. Ведь убийце пришлось тоже проникнуть на выставку цветов. А билеты, как тебе известно, заказывают заранее, за несколько недель до открытия!

– Значит, убийца – не псих, который убивает наугад, – вздохнула Мередит.

– Да. Кстати, и обитает он совсем не обязательно в Лондоне.

В устремленных на него светло-карих глазах Мередит проступила тревога.

– Думаешь, убийца увязался за Константинами в Челси из той деревушки, где они живут?

– Похоже на то. Чтобы спланировать убийство, требуется время. Кроме того, убийца должен был следить за всеми их передвижениями. Он знал, что в тот день Константины поедут на выставку цветов в Челси; возможно, он слышал и о том, что Алекс перенес сердечный приступ, микроинфаркт. Если Алекс вдруг почувствует боль или другое недомогание, все спишут на больное сердце. Константины, скорее всего, не обратятся к лондонскому врачу, а поспешат домой и вызовут местного семейного врача, который давно ведет своего пациента. Кстати, Хокинс обязательно придет к тому же выводу!