- Что дальше? – Мой голос звучал так, словно ничего особенного не происходило. В отличие от его голоса.

- Ляг на кровать.

Конечно, стоило догадаться, что без алтаря порока дело не обойдётся. Главный атрибут всех ритуалов этого отшельника, похоже.

- Мне нужно лечь как-то по-особенному? – уточнила я, но он определённо принял это за издевательство. Дева на кровати это уже слишком «по-особенному», поэтому я просто скользнула на простыни, прижимаясь к ним спиной.

Дитя расположилось на краю кровати слева, поджав под себя ноги. Старец подошёл справа, выглядя так, будто уже терял контроль над ситуацией. Сев рядом, он наклонился и протянул руку… но отстранился в последний момент. Как будто вспомнив о чём то, он энергично потёр ладони. Они были холодными? Или же он думал о воде и мыле в тот момент? Трогательная забота, учитывая, что его прикосновение может меня убить вне зависимости от чистоты и температуры.

- Только давай без своих фокусов, - попросило Дитя, подозревая, что в последний, критический момент, Старец может воспользоваться моими техниками и сбежать.

Промолчав, мужчина снова потянулся ко мне. Но на этот раз я сама остановила его, перехватив его руку.

- Погоди. Ты ведь пришёл сюда именно сейчас, потому что понял что-то, так? – спросила я. – Если есть ещё одна причина, по которой это может сработать, ты должен её назвать.

Старец догадался, что всё дело в страхе.

- Не доверяешь мне?

- Нет.

А после его ответа стала доверять ещё меньше.

- Я могу снимать наложенные на тебя ограничения потому, что у нас с Датэ был один учитель.

Наверное, не стоило так удивляться очередному их сходству.

- Что?!

- Это единственное разумное объяснение. Вряд ли дело во мне, а значит - в самой печати. Она похожа на те, что создаю я сам, поэтому я способен взламывать её.

- Ты учился вместе с Датэ и говоришь об этом только сейчас?!

- Я с ним не учился. Я сказал, что у нас был один учитель.

- Это ещё хуже! Для всех отшельников мастер – больше, чем мать!

- Отец, - поправил сухо Старец.

- Ты так упрямо повторял, что между вами нет ничего общего, а сам уже давно породнился с ним?!

- Нас породнил не я, а человек, которого я за это убил, - произнёс он так же спокойно. – Я думал, что уже разорвал эту связь, но нет, мне предстоит разорвать её только сейчас.

Так вот какова истинная причина его злого нетерпения. И раз уж он не пожалел собственного мастера, то что говорить обо мне? Когда мужчина наклонился, я напряглась, теперь абсолютно уверенная в том, что это трагически закончится. Но его первое прикосновение оказалось почти невесомым. Он дотронулся кончиками пальцев до моей кожи, и я осознала, что это первый раз, когда я сама позволяю мужчине меня касаться. Возможно ли, что он думал о том же? Он хмурился, будто нежность и гладкость женского тела выводили его из себя, так же как меня жёсткость и жар его руки.

Моё сердце стало биться громче, заявляя о себе, но именно этого Старец и добивался, поэтому погладил пульсирующее место, прежде чем по-хозяйски опустить на него всю ладонь. Теряя сознание, я поняла, зачем он сказал мне лечь на кровать.

Когда я открыла глаза, темнота комнаты рассеивалась уже не лампами, а мягким розовым сиянием рассвета. Тяжелое, болезненное дыхание, звучавшее в полумраке, принадлежало не мне: я вообще вела себя удивительно бесшумно вопреки боли во всём теле. Вытащив изо рта какую-то тряпку, я мучительно сглотнула. Император отпустил мои плечи, которые прижимал к кровати.

Я поняла, что у них ничего не вышло по выражению измождённого детского лица, а не потому что император не ответил на требовательный вопрос.