– Он выгнал её. 
– Помолчи! Не тебя спрашиваю! Жасмин... 
– Я остаться на улице… 
– В одном этом платье… – добавляю я. – В минусовую температуру. Очень длительное время. 
– Помолчи. Дальше. 
– Мне… как это… плохо… – касается она ладонями глаз. – Темно… слабость… от холод. 
– Вам стало плохо? 
– Да. Лёша… помог. И вот… – опускает она глаза. 
Ну, слава тебе, Господи! – выдыхаю я. 
– Спроси её, как она там оказалась, Иваныч. 
Раздражённо хмурится, но спрашивает. 
– Муж наказал, – неуверенным голосом. 
Смотрит на меня, ища поддержки. 
– Как наказал? Всё говори!! 
– Сказал… что воспитывать меня… – кусает губы, глаза наполняются слезами. – На колени сказал стоять или на улице оставаться. Дверь замкнуть. 
– Домашнее насилие! На улице было минус пять. Ветер. Снег. Иваныч, ну полчаса я выдержал смотреть на это! А потом она пошла на дорогу и встала там, закрыв глаза! Ты знаешь, как мимо нас тачки летают?! 
Иваныч вздыхает. 
– Я всё понимаю, Лёха. Но это не первая такая семья на моём участке. Знаешь, что бывает потом? 
– Что? 
– Он её покалечит. Она будет лежать полумёртвая и твёрдо, уверенно говорить: «Упала с лестницы». И НИ-ЧЕ-ГО не добьёшься больше. Бесполезно!! И это будет и твоя ответственность тоже. 
– Да, а если бы я оставил её на дороге, то это статья! Не помню, как там? 
– «Оставление в опасности». 
– Да! И её муж должен быть осуждён по двум статьям, как минимум. 
– Да Лёх... Никогда не даст она показания. 
– Ясь? – перевожу на неё взгляд. 
Непонимающе смотрит на меня. 
– Твоего мужа должны судить за то, что он сделал. Тюрьма! 
Отрицательно качает головой. 
– Нет!! Нельзя! Нет! – категорически вскидывает ладони. 
– Вот видишь?! 
– Окей, пусть его Бог накажет, х*р с ним! 
А может, и я когда-нибудь. 
– Но насчёт похищения – бред. И вообще, Ясенька, дай свой паспорт. 
Открываю перед ним. 
– Совершеннолетняя девочка. Гражданка России. Не замужем. Спроси её, хочет ли она остаться тут или пойти к человеку, у которого жила. И вопрос решён! Разве нет? 
– Жасмин. Вы хотите остаться здесь? Или проводить Вас домой? 
– Я хочу… – вяло, нерешительно кусая губы. 
И я не могу вдохнуть, умоляя её молча: «Говори правильно, Яся!» 
Сжимаю под столом её руку, глажу пальчики. 
– Жасмин? 
– Я хочу остаться. Здесь. 
Лицо идёт пятнами. 
Закрываю глаза и выдыхаю. 
– Короче, Лёха. Вопроса это не решает. К делу я показания пришью. И характеристику тебе дам отличную. Ты фигурировать как похититель не будешь, обещаю. Но как показывает практика, дела о пропаже не закроют. Подключат исламскую общину, их психологов. Они сделают справки о её невменяемости, и начнётся… Жалко очень девочку. 
– Зачем ему это? 
– Из принципа. Из понятий чести. Вернуть. Наказать. Три года назад была уже такая девочка здесь. Не знаю, чем провинилась, но сломал ей муж всё, что ломается. А потом отправил на родину в какую-то глушь. Инвалидом. Думаю, что уже и в живых её нет. Там же у них быстро. Сожгут, камнями закидают или удавят. Никто не спросит с них. До сих пор душа за неё болит. 
– Что нам делать? 
– Ты не сделаешь ничего. Придётся отдать. 
– Ни за что!! Она теперь со мной. 
Внимательно смотрит на меня. 
– Ответственность вся теперь на тебе. Осознаёшь? Нельзя будет тебе её оставить. Она же, по сути, реально недееспособная. 
– Осознаю. Не отдам. 
– Ясно. Спрячь. Паспортными данными её не свети. 
– Жасмин, – поворачивается к ней. – Мой тебе совет, как старшего, как отца: иди за Алексеем. Он парень ответственный, хороший. Нельзя тебе возвращаться к своим.