Действительно, все, что он делал последние дни – это пытался совладать со своими эмоциями.

Люди учатся этому годами, и то, им не всегда удается. А если ты столько времени провел без чувств, а потом вдруг резко их получил – трудно удержать себя в руках. Самаэль хотел слишком многого одновременно. Но больше всего он желал отомстить за свою любовь, о которой так и не успел сказать той единственной душе, которую полюбил.

Пару раз, от лютой смеси отчаяния, гнева, боли и тоски, у него срывало барьеры, и наверно, ему стоило вернуться на небеса, пока он не натворил глупостей на земле, но делать этого Самаэль категорически не хотел.

Там ему будет еще сложнее удержать себя в руках, чем здесь. Пусть Смерть и не может упасть, а серые крылья нельзя ни сжечь, ни отбелить, ни променять на алые, но правосудия вряд ли удастся избежать. Ведь теперь у него есть чувства.

– Что случилось? – спросила подошедшая в этот момент Анжела, поежившись.

Она успела почувствовать липкий, непонятно откуда взявшийся страх.

– Самаэль расстроился, – развел руками Азазелл. – А ему сейчас категорически нельзя этого делать.

– Простите, – ангел Смерти опустил голову.

Он выглядел как потерявшийся щенок, и девушка наверно никогда не сможет к этому привыкнуть. То, каким он был прежде, и то, каким стал… это были словно два разных ангела.

– Все в порядке. – Дэймон положил руку ему на плечо и тут же убрал. – Обрести чувства… наверно это было для тебя шоком. Так что это мы должны извиняться перед тобой.

– Нет. То есть да, – Самаэль вздохнул. – Это было шоком, но я рад. Точнее, не рад, а… не важно. Просто это было не зря.

– Что ты собираешься делать теперь? – нараспев проговорил Азазелл. – Ты все еще здесь, на земле, хотя давно мог бы убраться куда подальше.

– Я… я просто не знаю, что мне делать. Но знаю лишь, что пока не хочу возвращаться.

– Почему? – удивился Дэймон.

Небеса были домом для всех ангелов. Земля тянула к себе, опутывая паутиной чувств, но небеса всегда оставались в душе, и крылья были тому напоминанием. Хотя, возможно, у ангелов Смерти дела обстояли иначе.

– Потому что я их пока не простил, – еще более запутанно пояснил Самаэль.

– Сэмми, мы в недоумении, – хмыкнул Аз. – Кого, а главное, за что ты должен был прощать?

– Ангела за смерть моей любимой. И Отца за то, что забрав мои чувства, он не лишил меня способности их ощущать. И сейчас все мои поступки за эти тысячелетия наполнены эмоциями, которые я, оказывается, испытывал, но даже не знал об этом! – воскликнул Самаэль.

Его барьеры вновь опасно дрогнули.

Сейчас, высказавшись, он почувствовал себя немного легче, чем пока молча пытался переварить все в одиночку.

– Что-о-о? – почти хором воскликнули Дэймон и Анжела.

Азазелл лишь изящно вскинул брови, но было заметно, что и он порядком удивлен.

– Я… это так сложно объяснить, – Самаэль развел руками, и устало вздохнул.

– Начни с начала, – сочувственно произнес Дэймон.

Нет, он предполагал, что Самаэлю приходится нелегко, но чтобы настолько… И только сейчас до него начал доходить весь масштаб содеянного.

– Я помню все. Я помню каждую минуту своего существования и каждую забранную мной душу. Я всегда помнил, но прежде это не имело никакого значения. Прежде был лишь список, и правила, и работа. И пустота, которую осознаешь, лишь вернув утраченное, – голос Самаэля был глух. – Представьте, что для вас нет понятий «хорошо», или «плохо». Есть лишь поручения свыше, и ничего кроме. Нет смысла, да он и не нужен. Нет цели, нет желаний. НИЧЕГО. И это нормально для тебя, и не вызывает ни жалости, ни смущения, ни сомнений. Ты даже не привык, ты просто не понимаешь, как может быть иначе. А потом на тебя словно выливают ведро ледяной воды, и ты вдруг осознаешь, что твоя жизнь совсем не такая, как ты себе представлял. И все то, чего «нет» на самом деле было, но ты даже не догадывался об этом. Что забирая одну душу, ты горько сожалел о ее судьбе, а про другую думал, будто так ей и надо.