– Возможно ты прав, – не спорю. – Но если учесть, что мы собираемся жить в их доме, под их крышей, к тому же, чёрт его знает какое количество времени, тебе не кажется, что стоит хотя бы создать видимость нормального общения? – ехидничаю.

В конце коридора находятся двойные двери из тёмного дерева, высота которых, должно быть, в два моих роста, но открываются они бесшумно и с лёгкостью. Вместе всё с таким же безразличным от Айзека:

– Это не их дом и не их крыша. Мои.

Он перешагивает порог, а я чуть не промахиваюсь, практически натолкнувшись носом на приоткрытые створы, удивляясь услышанному.

– То есть как это? – переспрашиваю.

– Вот так, – не спешит делиться подробностями он.

Забиваю. Треклятый шлейф цепляется за угол одной из дверей, и я куда больше занята тем, чтобы освободиться, попутно ругая сам шлейф, себя, свою несостоявшуюся свадьбу и всё, что только сопутствует моему очередному маленькому несчастью. А когда всё же справляюсь с этим, ругаюсь снова, но уже вслух.

От неожиданности!

– Твою мать… – срывается с уст бездумное.

Двери закрываются за моей спиной также бесшумно. Или нет. Без разницы. Я забываю об этой мелочи. Мой неподготовленный к такому повороту событий разум слишком ошарашен видом почти полностью обнажённого Айзека Янга, который заканчивает с тем, чтобы окончательно избавиться от одежды, абсолютно не обращая на меня никакого внимания.

Надеюсь, я ляпнула свои слова достаточно тихо!

Пока он стоит ко мне спиной и бросает снятые брюки на одно из кресел, отправив их к пиджаку и рубашке, у меня ещё остаются время и возможность прийти в себя или отвернуться, не выдавая свою реакцию.

Но тогда почему я не отворачиваюсь?

Продолжаю стоять, как пришибленная и наблюдать за ним, в то время, как маленькая подлая часть меня услужливо напоминает, что нам не впервые наблюдать, как с упругих мужских ягодиц сползают боксеры, и мы вроде как большие девочки – нет в этом ничего зазорного, особенно если их обладатель совершенно не против.

Вот да!

Что я, голых мужиков что ли не видела?

Хотя конкретно здесь и сейчас начинается казаться, что именно так. Не видела. По крайней мере, таких – уж точно. Я помнила, что он высокий и сильный, но не предполагала, что скрытые ранее под одеждой стальные мускулы украшает столько вбитых под кожу чернил, опоясывающих мощное тело, как какое-нибудь грёбанное произведение искусства, способное сломать мой мозг. После того, как Айзек заканчивает раздеваться и идёт дальше по комнате, к дальней двери, мой мозг реально настолько ломается, что я невольно шагаю за ним вслед.

Очень уж хочется прикоснуться. Изучить каждый символ, рисунок, начертания. Узнать, чувствуются ли они такими же объёмными, как видятся, или же это моё заблуждение. А может, если я подойду поближе, то удастся рассмотреть что-то ещё, что взбудоражит меня куда глубже и ярче. Аж кончики пальцев покалывает, настолько вдруг необходимо становится это понять.

Да, мой мозг однозначно сломался!

Возвращаюсь в реальность в себя лишь после того, как перед моим лицом закрывается та самая дверь, за которой скрывается мой всё-ещё-не-верится-но-супруг-раз-уж-дерьмо-в-жизни-случается. Немного погодя слышится плеск воды в душевой.

Надо ли уточнять, что я снова зла?

На себя в первую очередь!

Пока стою посреди спальни и смотрю на оставленные им вещи, едва держусь, чуть не пнуть по той двери.

А его вещи я собираю. Все до единой. Старательно. Просто для того, чтобы себя чем-нибудь занять. Жаль, не помогает. Но я нахожу другой способ.

– Будешь везде разбрасывать свои шмотки, переедешь спать в коридор! – открываю дверь в ванную комнату и зашвыриваю мужские вещи туда.