С трудом, но мне удалось остановить распространение нитей Бонтеланас. Через собственное разрушение я смогла предотвратить отравляющее воздействие на его душу. Только это не могло изменить ничего, ведь у нас не было пути назад. Мы оказались в точке невозврата и прекрасно понимали, как глубоко погрязли в наигранной ненависти.

Это больно. Это невыносимо.

Когда ладони Артэса нежно соприкоснулись со щеками, я неконтролируемо вздрогнула. Его руки пахли свежей лунной травой, которая на рассвете приобретала аромат лемонграсса с нотками звёздных ягод. Запах, который я не могла спутать ни с чем, ведь эту привычку – прогуливаться на рассвете по краю Белой луны – заложила в него я. Тогда мы вместе встречали восходы Стихийной и Теневой лун, восхищаясь многоцветием, что каждый день образовывался в результате несовместимости энергий этих королевств. Где-то в глубине души, я радовалась. Приятно было осознавать, что даже со стёртой памятью о нашем совместном прошлом Артэс смог сохранить некоторые привычки.

Всадник касался кожи мягко, нежно, словно опасаясь спугнуть. Невыносимо. Я так слаба от этой недопустимой и столь желанной близости, что ненавидела себя за то, что прислонилась своим лбом к его, что позволила касаться лица, что стала такой уязвимой. Наши веки опустились, чтобы замереть в такой нелепой близости, позволив притвориться, что это могло оказаться реальностью.

Это мгновение хотелось растянуть, заключив очередной договор со Временем.

Этот миг хотелось продлить до бесконечности.

– Я не понимаю, почему и как это происходит, но мне едва удаётся сдержаться, – шептал измождённый Артэс, выдыхая слова в губы. – Я умираю, за мгновение до этого оказавшись в недопустимой близости с тобой, а затем так же быстро возрождаюсь. Это происходит снова и снова, и я не понимаю, как это вообще работает. Почему ты так воздействуешь на меня? Почему, Амун?

Наступила тишина. Нет, не между нами, а в пространстве. Время остановилось, и стал слышен каждый удар сердца, каждый вдох и выдох…

– Прямо сейчас я борюсь с собой, Амун, – выдохнув в очередной раз в губы и шумно втянув воздух носом, он словно пытался привести себя в чувство. – Меня бесит тот факт, что я не могу понять природу этого влечения и слабости перед тобой.

Пальцы всадника гладили мои щёки, и от этих едва весомых прикосновений хотелось взвыть. Только ему удавалось прикасаться к душе, едва дотрагиваясь до тела. Лишь он мог разрушить все мои защиты и барьеры, не предпринимая для этого ничего.

– Амун… – от дрожащего голоса Артэса я впадала в безумие.

Нет, ну сколько раз может разбиваться сердце?

Как много боли оно способно впитать, прежде чем яд поглотит его, окончательно уничтожив желание жить?

Я потеряла способность мыслить здраво ровно в тот момент, когда почувствовала губы Артэса на своих. Это так больно и настолько неописуемо яркостью красок, расплывающихся по венам. Это невыносимо тяжело и невообразимо сладко. Видимо, сердце способно расщепляться бесконечно, раз всё ещё позволяло случаться подобным моментам после того, как было выстроено такое множество запретов.

Артэс целовал с нескрываемой тоской. Его поцелуй был пропитан грустью. Поцелуй со вкусом крови и слёз, наполненный многовековыми терзаниями и истязаниями. Когда-нибудь всё станет проще.

Я хотела верить, что границы Вселенной расширятся и произойдёт тот самый надлом, что позволит нам быть вместе. В той новой реальности никому не придётся стесняться своих чувств и скрываться в беспамятстве. В том несуществующем измерении мы окажемся непричастными ко всем этим сагническим играм и проживём обычную жизнь. Когда-нибудь мы родимся свободными.