Стоп! Про мертвого негра не Хой пел, а «Запрещенные барабанщики». Вот блин, от этой жары в голове каша. Итак, что тут у нас с чернокожим парнишкой? Жив? Сейчас поглядим.

Паренек был тщедушен, как многие африканские дети. Скелет, обтянутый кожей. Оборванные до колен шорты, замызганная майка, слетевшая от удара плетенная из листьев шляпа и полное отсутствие обуви на ногах. Босоногая Африка во всей своей красе!

Пацан, завидев меня, тут же выполз из кустов, но не бросился наутек, а наоборот на карачках пополз навстречу, что-то отчаянно лепеча на непонятном мне наречии. Я, можно сказать, полиглот, за то время, что провел в Африке, подтянул свои навыки разговорного языка и бегло говорю на французском и английском, также начал осваивать суахили и арабский – основные языки западного побережья Африки. На каком языке лепетал пацан, я не разобрал, но, скорее всего, на том же самом наречии, на котором говорили местные племена баконги – язык банту. Причем банту – это не какой-то один язык, вроде русского, это целая семья языков, вроде всех наших славянских, где не факт, что серб поймет русского, а болгары разберут, чего там чешут словенцы или чехи.

– Паспарту, – позвал я своего зама. – Что малой чешет?

Паспарту начал закидывать пацана вопросами на тех наречиях, что знал сам, потом, видимо, понял, чего там пацаненок лепечет, и позвал одного из ветеранов нашего отряда – пожилого Векесу, который был самым старым бойцом в моей группе, ему почти сорок лет, а по африканским меркам это весьма почтенный возраст. Они тут ведь в Африке долго не живут, это вам не Япония.

Пока Векеса, смешно придерживая на бегу винтовку, семенил в нашу сторону, я ухватил пацана за голову, осмотрел его рану, промыл ее слабым спиртовым раствором и наложил бинтовую повязку. Кости черепа целы – это самое главное, а рассеченная кожа заживет. Шрамы украшают мужчин. Дал пацаненку напиться, а потом еще и угостил кусочком сахара, который таскал в подсумке специально для таких случаев – одаривать местную ребятню.

Векеса провел короткую беседу с пацаном и тут же доложил о результатах:

– Парень говорит, что в деревне, куда мы едем, на нас подготовлена засада. Вчера приехали «белые фуражки», некоторых мужчин убили, некоторых женщин изнасиловали, согнали всех детей и женщин в несколько больших сараев, облили стены бензином, мужчин разместили на улице, приказали сидеть тихо, а то сожгут всех. Отец этого паренька подслушал разговор «белых фуражек», где они совещались, как бы половчее устроить засаду на своих сослуживцев, которые должны приехать сегодня после полудня. После засады, в которой все легионеры должны быть убиты, местных планировали сжечь. Папаша этого пацана тайком разобрал часть стены сарая, и ночью паренек сбежал, чтобы предупредить нас.

– Пацаненок просит, чтобы мы помогли его односельчанам, – лаконично закончил Векеса пересказ разговора с раненым негритенком.

Ага, вон оно как! Ну что ж, рано или поздно это должно было случиться, собственно говоря, к этому все и шло. Придурок Жан Батист Харза все-таки решил пойти на открытое противостояние. Хотя какое оно, к черту, открытое? Послал группу капрала Себастьяна Самни, чтобы те устроили на нас засаду и перестреляли всех к чертям собачьим. То, что это будет группа именно капрала Самни, я не сомневался: во-первых, именно она вчера рано утром выехала за ворота базы на двух грузовиках и одном джипе и к сегодняшнему утру так и не вернулась, а во-вторых, Самни, как и его покровитель Харза, на меня точат зуб с первого дня нашего знакомства.