– Документов хватились, как и самого полковника, – сказал Шелестов. – Он расшифровался, и сейчас по следу вашего агента идет и гестапо, и СД, и абвер. Шансов добраться до Бобруйска у него очень мало.

– Мало, – согласился Платов и стал показывать на карте: – Гудериан наступает на Бобруйск двумя танковыми дивизиями, для того чтобы форсировать Днепр. Если он еще овладеет переправами через Днепр у Рогачева, то откроет дорогу на Смоленск и Москву. В этом случае ему удастся обойти наши укрепленные позиции между Днепром и Западной Двиной и отрезать нашим войскам пути отхода. Но дойти до Днепра быстро у немцев пока не получается, хотя до Рогачева оставалось всего пятьдесят шесть километров. Танки Гудериана сталкивались с дорогами, размытыми ливнями, с заболоченными участками, со взорванными мостами. Они теряют темп наступления, отбивая яростные атаки остатков 4-й армии Сандалова. Немцы пытаются строить через многочисленные реки мосты, которые постоянно пытаются разрушить наши бомбардировщики. Так что несколько дней у вас в запасе есть, и вы можете успеть. Может успеть и Боэр.

– Там сейчас нет сплошной линии обороны, – согласился Буторин. – Пока немцы прорываются танковыми клиньями, он может добраться до Сужанского лесничества. Даже сможет добраться незамеченным. Если он возьмет с собой радиостанцию и будет выходить в эфир…

– Бесполезно, – перебил Платов. – В полосе наступления немцы глушат все частоты. Вашей группе задача ясна, Максим Андреевич?

– Так точно, ясно, – по-военному ответил Шелестов. – Любой ценой спасти и доставить в Москву немецкого полковника и документы, которые он несет с собой.

– Хорошо, а теперь я вам покажу фото полковника. Запомните хорошенько его лицо, – Платов вытащил из папки фото и положил на стол. И, пока оперативники его рассматривали, описывал внешность немца. – Возраст сорок два года, рост сто восемьдесят два сантиметра, волосы темно-русые, глаза серые. Телосложение обычное. Особые приметы: еле заметный небольшой шрам на подбородке с левой стороны длиной около двух сантиметров. На мизинце левой руки ноготь после перелома растет неправильно. Он расслоен на две части и чуть загибается, если не острижен коротко.

…Через час за группой пришла машина, доставившая оперативников на Тушинский аэродром. Пока автобус «ГАЗ–03–30» ехал через город, Шелестов и его группа смотрели в окна на Москву. Город изменился до неузнаваемости. Нет, внешне мало что говорило о войне. Может быть, прожекторные установки, которые тащили тягачи по улицам, аэростаты, транспортировавшиеся к местам базирования. Ну еще колонны призывников, следовавшие в сторону железнодорожного вокзала. Нет, изменились люди, изменились москвичи на улицах столицы. И это чувствовалось во взглядах, торопливой походке. Не прибавилось суеты, но стало больше сосредоточенности, серьезности, готовности выстоять, чего бы это ни стоило. Группы прохожих останавливались возле установленных на столбах громкоговорителей, откуда транслировались сводки с фронтов. Это стало почти ежедневным – сводки от Советского информбюро, созданного уже 24 июня.

Буквально с первых дней войны в литературном отделе трудились знаменитые советские писатели: Корней Чуковский, Михаил Шолохов, Борис Полевой, Александр Фадеев, Валентин Катаев, Алексей Толстой, Илья Эренбург. В самом начале войны газеты опубликовали статью Эренбурга под названием «Убей!». И эта статья стала символом, лозунгом «Убей немца». «Мы поняли: немцы – не люди, – писал Эренбург. – Отныне слово „немец“ для нас самое страшное проклятье. Отныне слово „немец“ разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! – это просит старуха-мать. Убей немца! – это молит тебя дитя. Убей немца! – это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей».