и еще пять фамилий бойцов 1449-го стрелкового полка.

– Здесь нет фамилии Морозова, – заметил Шелестов.

– Могли не сохраниться документы, – мрачно предположил Буторин. – Когда бьет артиллерия, рвутся снаряды, то и от людей мало чего иногда остается. А мог и в плен попасть. Жаль парня…

– Кто-то же их хоронил, – сказал Сосновский и обернулся в сторону деревушки.

Лето 1941 года.

Шли дни, недели, а с западной границы сведения поступали одно тревожнее другого. Ситуация на Западном фронте, преобразованном из Западного особого военного округа, ухудшалась буквально на глазах. Платов несколько дней не видел Берию. Делая свою повседневную работу, анализируя поступающую информацию, он не имел ни малейшего представления о том, что планирует советское высшее руководство, как оно намерено изменить ситуацию. Дальнейшее развитие событий по существующему сценарию могло привести к скорой катастрофе: наиболее боеспособные, самые оснащенные современной техникой и вооружением части и соединения гибли сейчас под ударами немецких танковых клиньев, под бомбами, которые валили сверху армады фашистских бомбардировщиков. И усугублялась ситуация тем, что переставала поступать информация от наших разведчиков из-за границы, особенно из Германии. Каждое сообщение, каждая крупица информации были сейчас на вес золота. И наконец терпение Платова закончилось. Взяв давно приготовленную папку, он просто пришел в приемную Берии и уселся на стул: «Буду сидеть до тех пор, пока меня не примут и пока мне не объяснят, что происходит. Что происходит на фронтах, я знаю, а вот что происходит в Кремле, узнать необходимо. Иначе как работать дальше?»

Берия вошел из коридора в приемную в два часа ночи, увидел Платова и остановился, глядя себе под ноги. Желваки генерального комиссара государственной безопасности ходили под кожей щек, что говорило о его взбешенном состоянии, довольно редком для Берии. Но Платов был сейчас готов ко всему. Даже к тому, чтобы написать рапорт и отправиться на фронт, заниматься разведкой в частях, даже командовать ротой, взводом. Рядовым с винтовкой в руках, черт возьми. Но только не бездействовать.

– Зайди, – бросил Берия и ушел в кабинет.

Платов вошел следом, остановился напротив стола, вытянулся по стойке «смирно» и собрался было высказать все, что он думает о том, что происходит на западной границе и даже уже не только на границе. Страна один за другим теряла города, районы. Но Берия поднял глаза на Платова, холодно блеснули глаза за стеклами очков, и внутри у Платова спало напряжение, сжимавшее внутренности так, что трудно было дышать. Будем работать, понял он, несмотря ни на что, будем работать и делать свое дело, которое, кроме нас, сделать никто не может.

– Ругаться пришел? – холодно спросил Берия. – Позицию свою демонстрировать? Заявишь, что рапорт написал и на фронт хочешь? В боевые порядки пехоты? А ты умеешь воевать в пехоте? И я не умею. Вот сиди и не дергайся. Занимайся тем, что умеешь лучше других. Мы здесь спасать страну должны, а не там.

– То, что происходит на западной границе… – начал было Платов, но Берия сорвался на крик:

– Я знаю, что происходит на западной границе! В причинах разберемся потом, а сейчас надо исправлять положение. Каждый на своем посту должен это делать! – Берия замолчал, поднял было руку, чтобы снять и протереть очки, но ничего не сделал и, глядя в стол перед собой, добавил уже спокойно: – Прости, Петр Анатольевич. Я тоже, как выяснилось, не железный. Что-то конкретное есть по работе? Срочное, что требует моего вмешательства?