Когда завелись мотоциклы, где-то слева стали слышны звуки моторов. Эти четверо – авангард, а за ним вся разведывательная группа немцев? Фланговый дозор! Положив автоматы на траву, оперативники быстро погрузили тела убитых и их оружие на мотоциклы, и Буторин с Коганом запрыгнули на сиденья двух машин.

– На опушке перед оврагом! – крикнул Шелестов, и мотоциклы понеслись по лесной дороге.

Теперь нужно бежать, и как можно быстрее. Немцы вряд ли такие наивные, вряд ли у них в разведывательном подразделении неопытные солдаты и командиры. Услышав стрельбу с той стороны, куда в лес уехала их передовая группа, они сразу по звуку могли определить, что стреляли из русских автоматов. Значит, экипажи вступили с русскими в бой. И тогда на помощь кинутся другие. Не потому, что опасаются нападения с тыла на свои танковые колонны, а потому, что захотят захватить прячущихся в лесах русских, допросить, получить данные о частях и подразделениях, попавших в окружение, их составе. И они, конечно, сразу заметят в траве на лесной дороге свежие стреляные гильзы и поймут, что здесь произошел скоротечный стрелковый бой. И решат, что их товарищи погнались по дороге за русскими, и двинутся следом. У Буторина и Когана хороший запас времени, чтобы где-то загнать мотоциклы с трупами в кусты или сбросить в овраг. И скрыться до того, как появятся другие немецкие солдаты. И гитлеровцы, даже поняв, в чем дело, не решатся бросаться малой группой прочесывать лес. По крайней мере, не сразу.

Эти мысли бились и бились в голове, пока Шелестов бежал, придерживая тяжелый вещмешок, поправлял на ходу лямки, врезавшиеся в плечи. Он слышал звуки шагов бежавшего следом Сосновского, но не слышал звуков мотоциклетных или автомобильных моторов. Сбавив шаг, Шелестов позволил Михаилу догнать его и спросил:

– Ты слышишь чего-нибудь?

– Нет, – с трудом переводя дыхание, ответил Сосновский. – А должны бы уже к месту боя подъехать. Может, не останавливаясь, рванули дальше? За нашими?

И тут с грохотом и треском вдали ударили пулеметы. Грохот отдавался в кронах деревьев, проносился между невысокими буграми, а треск был слышен совсем рядом. Это пули срезали ветки деревьев и кустарника, били в стволы деревьев, отлетала кора, сыпалась на голову хвоя. Шелестов ругнулся и, кулем повалившись на траву, отполз в сторону за большой камень. Он повернул голову и увидел, что Сосновский уже сидит, прижавшись вещмешком, висящим за спиной, к стволу дерева.

– Это был бронетранспортер, – крикнул Сосновский. – Прямо с борта лупит вокруг. Они не погнались за ребятами или послали только мотоциклистов. Бьют в обе стороны, значит, не уверены, что мы пошли в этом направлении. Думают, из окружения выбираемся, мотоциклы захватили…

– Будем надеяться, что за нами не пойдут. Давай вон туда, левее пробираться. Прикроемся бугорком и снова бегом, – кивнул Шелестов и стал отползать задом.

Они снова бежали под удаляющийся стрекот вражеских пулеметов. Шелестов то и дело оборачивался, стараясь держать бугры за спиной, между собой и немецкими пулеметами. Пули свистели высоко, и вскоре стрельба прекратилась совсем. Оперативники перешли на шаг, дыша, как запаленные кони. Еще через час Шелестов решил сделать остановку. Сбросив вещмешки, они уселись на траву и принялись перематывать влажные портянки. Ноги приятно ныли под лучами утреннего солнца. Было приятно шевелить пальцами, чувствовать легкий ветерок. Сосновский посмотрел на наручные часы.

– Скоро выйдем к оврагу. Ребятам идти на час больше. Хороший мы темп взяли, да? Не угнаться за нами. Под пулеметным огнем удивительно хорошо бегается!