На пороге квартиры появилась хозяйка, полная дама в строгом офисном платье бежевого цвета. Седая коса была перекинута через плечо и тянулась до самого пояса. Простые черты лица, пухлые щёки, алая помада, синие тени. Странная дама.
- Гадать? Разувайтесь и проходите. Девушки ждут в прихожей, а ты басурманин, иди со мной в кухню.
Я осмотрелся. Крошечная квартирка, мебель старая, всё чисто убрано. Кто такой басурмаёин? Видимо я. Прошел за дамой на кухню. Никаких хрустальных шаров, темных покровов, свечей и всего такого. Небольшой обеденный стол застлан клеёнкой синего цвета, стулья, кухонный гарнитур времен Ленина.
- Садись за стол. В ногах правды нет.
Я устроился. Дама села напротив, пристально взглянула в глаза. И начала медленно без запинки произносить готовый текст.
- Дорога дальняя, призрак за тобой ходить будет, переменишь веру, но это тебя не спасёт. Женат будешь вскоре. Проклят ты, южанин. Мне такого проклятия не снять.
Всё, иди и больше порога моего дома не переступай!
Вот что за вечный цирк! Ведь знал, что никакого совместного досуга в этой дикой стране быть не может. Только деловое партнёрство, только в рамках офиса и договорных отношений. Нет, чёрт дернул искать шарлатанок по грязным подъездам. Купился на красивые личики офисных девушек. Сейчас гадалка ещё и денег захочет, как за пророчество века.
- Сколько я Вам должен?
- Денег твоей семьи мне не надо. Иди и никогда не возвращайся, проклятый потомок поправшего любовь чистого сердца. Ты несёшь беды.
Я развернулся и покинул столь негостеприимное место, лишь сухо попрощавшись с увлекшими меня в него дамами.
Всё, достаточно с меня экзотики. Аэропорт, перелёт, уютная квартирка в респектабельном доме. Звонок постоянной любовнице. Никаких больше шатаний. Вкусный ужин, заказанный из ресторана, новогодняя елка. Надеюсь, домработница уже её водрузила на столик в гостиной.
2. Письмо из далекого прошлого
Шел год 1812.
Вот уже и отгремело Бородино своим кровавым салютом. Мы отступали. Потери шли страшные.
Голод, смерть, ожесточение местных - всё смешалось воедино. Я, потомственный герцог, замотанный в какое-то тряпье, жрал полусырую конину. До места нашей ссылки живыми дошли единицы. Я был один из этих счастливцев. А счастливцев ли? Даже простых офицеров и тех было мало. Что уж говорить о тех, кто был бы равен мне. В той глухой деревне, где нас кое-как пристроили на постой, осталась одна солдатня. Охраняли слабо. Край вечной зимы. Дикое место. Шаг в сторону, и ты труп, не дикие звери растерзают бренное тело, так возьмёт свою жатву мороз. Лишь в снах, что удавалось украсть у моего постоянного спутника, холода, я видел родное Бордо. Край солнца и вечного лета. Довольно терпеть. Я пошёл умирать дальней тропкой, что мимо страшных сугробов вела к краю селенья и дальше в лес. Сколько шёл - не знаю. Вышел на лесную опушку, где стояла малютка-изба. Окна её светились таким манящим, желанным светом тепла и уюта, что дарит родной дом заблудшему сыну. Напоследок, перед тем как закончить свой путь в снегах, я всё же не утерпел и решил ухватить за край чужое счастье, посмотреть в манящее окно. За столом сидела девица. Тугая русая коса свисала с её покатого плеча. Она плела тонкое кружево дивной работы в свете лучинки. Впервые я видел такую работу в этой дикой безбрежной стране. В доме, что весь состоял из одной комнаты, была только эта девушка, да её кошка. Миг, мир пошатнулся и я упал.
Очнулся, замотанный в шкуру, в тепле. Мою смерть подло украли. А впрочем, надо мной стоял подлинный ангел исполненный нежной девичьей красоты. Всё, что я смог прошептать, перед тем как уйти в темное забытье: « Mon ange».