Надменный прямоугольник моргнул, исчез, монитор приветственно вспыхнул стандартными вордовскими «обоями» и экран принялся споро заполняться иконками «рабочего стола». Анна сидела перед компьютером в полном ошеломлении.

День, когда она чудом не погибла, стоит паролем на компьютере ее мужа? Для него это такая памятная дата? Допустим. Обычно никто не ставит паролем даты, связанные с неприятными воспоминаниями, но, может, ее муж в глубине души мазохист? Надо покупать не лифчик со шпаргалкой «I love you», а что-нибудь из кожи и колючей проволоки и хлыст с шипами? Или просто эта дата… не является для мужа такой уж неприятной?

Анна рассеяно уставилась в белизну «вордовского» листа. Нет, она сейчас не в состоянии ничего переводить! Она провела дрожащей рукой по мокрому от пота лбу. Она должна понять, почему компьютер мужа «запоролен» на дату ее аварии. И как это согласуется с тем, что ее лечащий врач так сильно хотел запихать ее под шлем томографа, что не остановился перед насилием. И почему… почему она сама после аварии так изменилась, что перестала понимать мотивы своих собственных поступков? Сдается ей, хотя бы часть ответов прячется здесь.

Анна решительно щелкнула мышью, открыла первый же файл и погрузилась в чтение.

Примерно через час она с разочарованием отвалилась от экрана, потирая уставшие глаза. Ну узнала она, что за год их брака муженек себе заводик изящно «прихватизировал»? Реконструкцию заканчивает – переделал тривиальный заводской ДК в «Центр альтернативного кино». Зная мужа, она сомневалась, что там день и ночь крутят арт-хауз. Изучать подробнейший план завода со всеми его переходами, переплетениями коридоров административных зданий, цехов, лестниц и заброшенных проходов тоже было занятно, как в детстве рассматривать пиратские карты в книгах Стивенсона.

Но какое это все имеет отношение к ней? Разве что задуматься, почему она, всю жизнь шарахавшаяся от любого документа, в котором больше трех цифр за раз, теперь сидит себе, финансовые отчеты почитывает, сметы просматривает.

В письма еще заглянуть?

«Надеемся, она ни о чем не догадывается?» - гласила первая фраза открытого ею письма.

Анна отпрянула от монитора, будто тот мог ее укусить. Прижала руку к сильно сжавшемуся вдруг сердцу. Ей уже не хотелось читать дальше, она больше не желала ответов. Лучше спрятаться в неведение, как ребенок под одеяло, и просто рассчитывать, что все само собой обойдется.

С чего она сразу решила, что «она» - это именно она? А вдруг «она» - это свекровь? Или вовсе продавщица из дорогого бутика, куда муж решил вернуть уже продемонстрированные Анной вечерние платья? А она себе накрутит страхов, будет трястись и не знать, как ей жить в доме, где против нее что-то затевается. Надо все выяснить и успокоиться.

Анна неуверенно поглядела на экран.

«Вы постоянно находитесь рядом с ней и должны контролировать каждый ее шаг. Загружайте ее чем угодно, но только не позволяйте ей приблизиться к реальному пониманию своей роли и значения».

Точно, не про нее! Ее роль – «девочка за все», а значение – «ниже плинтуса». И понимание этого свекровь с мужем декларируют 24 часа в сутки, с перерывом на сон и без перерыва на обед. Во время обеда тоже декларируют.

«Если она начнет анализировать ситуацию – хлопот мы не оберемся.»

Точно, про свекровь! Когда та начинает анализировать ситуацию – проще повеситься сразу.

«И проследите, ради бога, чтобы она прошла повторную процедуру! Затягивать не в ваших интересах. После первого раза результат неустойчивый, она еще вполне может начать задумываться, что вокруг нее твориться – и тогда вы пострадаете первым!»