Я понимала, почему отец Никиты жаждет подробностей. И была благодарна ему за желание дать мне хотя бы призрачное ощущение приватности, но выгнать Никиту с кухни не могла. Только не после того, что он сегодня для меня сделал.

— Все в порядке, — ответила я, зажмурившись от ощущения обжигающего тепла в желудке. — Я расскажу.

— Отлично, — кивнул Семён Леонидович. — Но для начала меня интересует еще кое-что… — Он сделал паузу, задумчиво уставившись в потолок. Подошел к вытяжке, прибавил мощности и щелкнул зажигалкой, закурив. — Ты ведь девушка Димы Авдеева, верно? Как получилось, что с твоей проблемой разбирается мой сын, а не тот…

— Пап, — предупреждающе одернул его Никита, мгновенно напрягшись. — Так получилось.

Семён Леонидович внимательно посмотрел на сына. Несколько мгновений они словно обменивались фразами на уровне какой-то семейной телепатии. Мне стало неловко. Боже, это дурацкая идея — приехать сюда. Отец Ника прав, Лукашины не имеют никакого отношения к моим проблемам, не обязаны помогать и поддерживать.

Я поставила кружку на стол и сделала попытку встать, но Ник положил руку мне на плечо, заставив остаться на месте. Семён Леонидович нахмурился, его глаза прищурились, когда в поле зрения попал пластырь на руке сына.

— Это может стать проблемой? — дернул он подбородком, указывая на костяшки Ника. Тот одернул руку и растерялся, казалось, не понимая, что именно имеет в виду его отец.

— Для этого ублюдка — возможно, — после небольшой заминки ответил Никита.

— Ты избил человека?

— А мне нужно было в жопу его поцеловать? — огрызнулся сын. Залпом уничтожив остатки кофе, Никита потянулся к початой бутылке коньяка, щелкнул пробкой и плеснул себе в кружку. — После того, что увидел? — уточнил он, сделав большой глоток и даже не поморщившись.

— А что ты увидел? — склонил голову набок Семён Леонидович, подражая тону сына.

— Если ты отказываешься помочь…

— Амели, расскажи всё, — оборвал Ника отец, вновь обратившись ко мне.

Я понимала опасения мужчины и могла принять его подозрительность. Но в груди все равно вскипел гнев. Неужели он думает, что о таком можно выдумать? Для чего? Кому это нужно?

Тем не менее, кашлянув, чтобы голос звучал чисто, я заговорила. Рассказала все с самого начала. Сухо, коротко, почти безэмоционально. О первых тревожных звоночках. О неуместных шутках и прикосновениях. И о том, что вынудило меня несколько лет назад собрать вещи и покинуть родной дом, ища убежище у бабушки.

Семён Леонидович слушал внимательно, не перебивал и не тратил время на уточняющие вопросы. Его взгляд не отрывался от моего лица и здорово нервировал, но я нашла силы закончить рассказ, описав события сегодняшнего вечера.

— То есть ты поехала туда из-за того, что тебе написала сестра, а после удалила сообщение? — прозвучал единственный вопрос от Лукашина-старшего, когда я замолчала.

— Мне показалось это странным, — сглотнув, ответила я. — После столь продолжительного молчания… Не знаю, возможно, это было просто плохое предчувствие.

— Сима тебе что-нибудь успела рассказать? — Семён Леонидович забрал у меня опустевшую кружку, налил в нее немного коньяка и разбавил его яблочным соком.

— Почти все. Началось все аналогично. И она вспомнила мои слова. А потом узнала, что родители планировали продать дом и уехать, не сообщив мне.

— А почему она молчала, когда отец снова стал жить с ними?

Я закусила губу и прикрыла глаза, борясь с подступающим к горлу комом.

— Потому что тогда она еще мне не верила.

— Почему? — настойчиво спросил Лукашин-старший. Я не смогла подавить вспышку раздражения.