18. Глава 16

— Садись. — Ректор кивнул на стул.

Я присела на краешек, стараясь держать спину ровно и не показать ни страха, ни волнения. Я воин, пусть еще только в самом начале пути.

Только теперь я увидела на столе перед мейстером Кронтом доску, поделенную на черные и белые клетки. На ней уже были расставлены фигуры: король и принцесса, полководец и тигр, и, конечно, башня, которую мне немедленно захотелось снять с поля и зажать в ладони, ведь я снова подумала о Тайлере.

— Сыграем?

Я моргнула.

— Сейчас? Вы вроде хотели меня попросить…

Я совсем запуталась.

— Мы не торопимся, — улыбнулся ректор.

Я кивнула, взяла пешку — самую слабую фигуру — и сделала ход. Я давно не практиковалась, но стоило начать игру, как в памяти всплыли хитрые комбинации. Не могу сказать, что часто обыгрывала отца, но в одном случае из трех — точно. Неплохой результат, если учесть, что отец никогда не поддавался.

Некоторое время мы играли молча. До тех пор, пока одна из моих пешек не перешла на другую половину игрового поля.

— Смотри, Алейдис, — негромко сказал ректор. — Ты думаешь, ты пешка. Но ты уже прошла середину доски, а значит, можешь стать кем угодно.

Я вскинула взгляд, и моя рука с зажатым в ней советником замерла над клеткой.

— Принцессой? — сказала я полувопросительно. — Да только принцесса тоже слабая фигура. За ней все охотятся, а сама она ничего не может.

Ректор сделал свой ход. И, пока я следила за его руками, сказал очень тихо:

— Принцесса может быть глазами и ушами там, куда сильным фигурам не добраться.

Меня будто молния пронзила от макушки до кончиков пальцев. Что же, ректор сразу прямо сказал про измену и опасность. Я протолкнула воздух в легкие и хрипло произнесла:

— А что, много в игре сильных фигур?

— Много, — коротко ответил мейстер Кронт.

Всего одно слово, но сколько смысла в нем скрывается. Почему-то мне до сих пор казалось, что оппозиция слаба и это всего лишь горстка людей. Сам ректор, мейстери Луэ и некоторые другие преподаватели, генерал Пауэлл и члены попечительского совета. Они стараются добыть какие-то доказательства того, что императорская семья предает собственный народ, но противостоять огромной власти Аврелиана пока не могут.

Но что, если я наблюдала только верхушку горы? Прежде никто не видел смысла ставить в известность девчонку. Какой от нее прок? Сейчас обстоятельства изменились.

Все-таки я переспросила:

— Много?

Ректор посмотрел на меня. В его глазах — умных, уставших — светилось сожаление о том, что он вынужден втянуть меня в смертельно опасную историю.

— Больше, чем ты можешь вообразить.

Он передвинул своего полководца на две клетки вперед и добавил:

— Мы расставляли фигуры по всей доске много лет. В гарнизонах, в казначействе, в тайной канцелярии. Теперь они только ждут своего хода.

Сердце колотилось у меня в груди, но мыслила я ясно, как никогда.

— Я помню, что вы рассказали про отца. Что он добыл доказательство того, что принц Ивейл мог быть причастен к Прорыву. Я не сумела уберечь футляр и не помогла вам тогда. Но сейчас я сделаю все, что от меня зависит, если… если император Аврелиан действительно идет против своего народа. Что мне нужно сделать?

На ректора отразилась печаль и раскаяние. Я знаю, кого он видел сейчас перед собой: ребенка, которого должен кинуть на растерзание хищникам. Он готов был передумать, закончить партию и отправить меня из кабинета. Да только вот я — не ребенок! Не надо решать мою судьбу за меня! Хватит.

— Что мне нужно сделать? — уверенно повторила я. — Позвольте мне быть полезной! Ради отца! Пусть его смерть не будет напрасной!