– Вот уж с чем не следует поздравлять. Лучше выразить соболезнование. Во всяком случае, я чувствую себя словно на похоронах.

– Вас можно понять, – перевел слова адмирала Сорбье. – Но господину адмиралу больше нравится другое русское выражение…

– Есчо не увечер, – по-русски произнес Дюмениль.

– Только на это я и надеюсь, – согласился Врангель.

Они вошли в салон, где их ждал весь накрахмаленный белоснежный кок и похожие на модных манекенов два юных стюарда.

– Виски, коньяк, водка? – спросил комиссар.

– Насколько я помню, французы начинают утро с кофе, – поморщился Врангель.

– Но мы чтим русские традиции.

– У русских нет такой традиции. Это болезнь, которая передается из поколения в поколение.

– Она неизлечима?

– Отчего же? Вполне излечима. Достатком. Которого в России, к сожалению, почти никогда не было.

Они уселись за стол. Стюарды молниеносно поставили перед ними подносы с кофе, круасанами и джемом и незаметно исчезли.

Какое-то время все четверо молча завтракали. Затем Врангель поднял глаза на комиссара Мартеля:

– Вы, кажется, только из Франции? Поделитесь новостями.

– Я так понимаю, вас больше всего интересуют новости, касающиеся вас и вашей армии? Не далее как три дня назад я доверительно разговаривал с министром иностранных дел господином Барту. Он изложил мне позицию французского правительства по поводу всех последних наших событий.

– Интересно послушать.

– Никаких сюрпризов. Все в пределах прежде оговоренного, – развел руками Мартель: – Франция оказывает вам и вашей армии, ваше превосходительство, всю возможную помощь. Но… но время несколько изменилось. Франция, как вам известно, была вынуждена признать де-факто советское правительство. Это, конечно, вынужденная формальнось. Но… следовательно, и наша помощь вам должна соответствовать этой договоренности. Внешне не столь явной..

Мартель говорил четко, словно читал заранее написанное. Вероятно, он готовился к этой встрече с Врангелем и уже неоднократно прорепетировал свою речь.

– И что бы это значило? – спросил Врангель.

– Для вас ровным счетом ничего. Для нас… для нас: быть крайне осторожными во всех своих действиях.

– Слишком туманно, – сказал Врангель. – Давайте только несколько уточним наши общие позиции. Прежде всего, я хотел бы знать, все ли лица, эвакуированные вместе со мной из Крыма, поступают под покровительство Французской Республики?

– Вне сомнений, – поспешно согласился комиссар. – И все же хотелось бы еще раз уточнить, что вы, ваше превосходительство, под этим подразумеваете?

– Мы с вами там, в Крыму, все это уже однажды оговаривали. Но мне нетрудно повторить, – настойчиво сказал Врангель. – Ну, прежде всего, необходимо всех русских эвакуированных, как военных, так и цивильных, обеспечить пищей и кровом, всем раненым и больным оказать медицинскую помощь.

– Это не подлежит сомнению, – согласился комиссар.

– Далее, – продолжил Врангель и на мгновение смолк.

Во время последних боев и позже, при погрузке армии на корабли, он об этом не особенно задумывался. Но в эти безрадостные и тягостные дни плавания по Черному морю, оставаясь наедине, Врангель стал все больше и больше задумываться не только том, как сохранит в неприкосновенности свои воинские подразделения, но и как соберет в единый кулак разбросанное по зарубежью российское воинство. Весною с удвоенными силами он снова вернется на Российскую землю, но уже победителем. Эта мечта грела его душу. Он верил, что это возможно, хотя и требовало неимоверных физических и нравственных усилий. Ибо потрясения, которые уже перенесла армия, бесславно покидая родную землю, были ужасны, неизвестность непредсказуема, лишения непереносимы. Но он надеялся, что пройдет короткое время, и он возродит армию в ее лучшем виде, способную вернуть России – ту Россию, которую они покинули.