– Пристегнитесь, – сказал наш пилот по-русски.

Хосе перевёл.

– Взлетай, – небрежно махнул рукой Фидель.

Хосе перевёл.

– Пристегнитесь, иначе никто никуда не полетит, – упрямо сказал Нодия.

Фидель посмотрел на меня.

Я показал ему на свой ремень, который уже был пристёгнут и сказал:

– Не приведи господь, товарищ Кастро, если что-нибудь случится, и вы пострадаете из-за того, что ремень был не пристёгнут, мне не простят.

– Пристёгиваемся, – вздохнул Кастро.

Нодия запустил двигатели. Лопасти над головой прозрачной кабины почти бесшумно набрали обороты.

– Включаю антиграв, – сообщил Нодия и щёлкнул тумблером. – Уменьшение веса в пять раз.

Радостная лёгкость разлилась по телу. Мне всегда нравилось это ни с чем несравнимое ощущение. Предчувствие полёта, за которым всегда следовал сам полёт.

Вот в чём разница, понял я простую вещь. Здесь, на Земле, лётчики взлетают в небо со своим весом и всё равно испытывают радость полёта. Мы, на Гараде, давно пользуемся антигравами, и наша радость ярче. Именно потому, что уменьшается не только вес машины, но и собственный. Что ж, теперь это ощущение будет доступно и землянам.

– Vaya! – воскликнул Кастро и засмеялся.

– Подъём! – сообщил Нодия.

Гравилёт легко оторвался от земли и пошёл вертикально вверх, набирая скорость. На высоте трёхсот метров, заложил крутой вираж…

Мы сделали несколько широких кругов над авиабазой, меняя высоту и скорость. Потом сели на прежнее место – так же легко, как взлетели.

– Выключаю антиграв, – сказал Нодия.

Вернулась привычная тяжесть, остановился винт. Нодия открыл двери.

– Отличная машина, – сказал Фидель, когда все вышли и оказались на бетоне аэродрома. – И название мне нравится, – он похлопал меня по плечу.

– Подарок от советского народа и правительства лично вам, команданте, – сообщил я. – Что такое гравилёт? Это – свобода от силы тяжести. А что такое Куба? Это тоже свобода. От гнёта империализма. Поэтому символично, что первый серийный гравилёт будет принадлежать вам.

– Большое спасибо, – перевёл Хосе слова Фиделя. – Это очень щедрый подарок. Кубинский народ и лично я не забудем этого.

Ладонь у Фиделя была твёрдой, рукопожатие крепким.

– Будут ещё гравилёты, – пообещал я. – Это только первый. Однако у нас просьба.

– Какая?

Я рассказал о нашем намерении полететь завтра в Пуэрто-Рико на гравилёте.

– Он вернётся к вам в тот же день, – пообещал я. – Обратно мы полетим на обычном самолёте.

– Вы просите у меня мой гравилёт, чтобы слетать в зубы к американцам? – спросил Фидель с непроницаемым лицом.

Начинается, подумал я. Надо было сначала слетать, а потом дарить. Эх, говорил же Леониду Ильичу, что я не дипломат. Нет, не послушал.

– Это тоже будет символично, – сказал я. – Подумайте сами. Исторический визит советской научной делегации в Пуэрто-Рико – страну, которая во всём зависит от США, и на чём? На первом в мире гравилёте, подаренном СССР Фиделю Кастро! Да их там всех корёжить будет от зависти.

– Ну да, ну да, – хитро усмехнулся Фидель. – А с чего это исторический визит советской научной делегации случился именно в Пуэрто-Рико? Не с того ли, что именно там расположен известный радиотелескоп, столь необходимый советской научной делегации? Американский радиотелескоп, какого нет у Советского Союза? Это насчёт зависти. Но я тебя понял, Серёжа, и вижу смысл в твоих словах. Пожалуй, я соглашусь. При одном условии.

– Слушаю, – сказал я обречённо.

– Сыграем в волейбол, – предложил Кастро. – Выиграем мы – полетите в Пуэрто-Рико на обычном самолёте. Выиграете вы – гравилёт на завтра ваш. Нас, кубинцев, шестеро: я, Хосе и четверо охранников. Вас, русских, больше, но, думаю, не все способны выйти на волейбольную площадку.