…Чашка горячего кофе согрела руки. На столе разложена очередная алмазная картина – сто оттенков серого с вкраплениями небольших цветных участков. Ника любила работать именно с такими, спокойная цветовая гамма не рябила в глазах и помогала сосредоточиться.

– Медвежья тропа… Коготь этот… Ни дома, ни в вещах Никиты, которые передали полицейские, никаких амулетов не было, это точно. А ведь он действительно был у Никиты, я его видела. Муж клялся, что дед сам ему отдал. Здесь может быть только два решения – либо вещица потерялась, либо… У убийцы.

…Хриплый лай собак слышится за стеной проливного дождя. Свернуть шею Хилому не составило большого труда. Главное не опоздать к погрузке, машины уже подошли. Еще ехать почти три часа по размытой дороге до соседнего лагеря, сегодня там взбунтовались заключенные, убили двух охранников, попытались прорваться к пулеметной точке. Усмирить своими силами их не удается, вот и собирают вертухаев по ближайшим зонам. Тимофей Шерин оглянулся по сторонам. Нет, времени не хватит, да и страшновато одному. Пусть полежит сверток день-два до того момента, как он вернется обратно, а потом… Потом можно писать рапорт, увольняться и начинать новую жизнь, обеспеченную и сытую. Надо запомнить этот день, 16 октября 1952 года. Сегодня пошел отсчет.

Во сне дед Тимофей возвращался на Медвежью тропу практически каждую ночь. Он до сих пор, спустя 70 лет, помнил там каждый завороток, каждый бугорок, даже запах прелой травы и тот приторный аромат гниющей человеческой плоти по сей день щекотали ноздри крючковатого носа, придавая румянец впалым морщинистым щекам. Мечты о легком богатстве и безбедной старости так и остались мечтами – вернуться за заветным свертком к Могильному камню он не смог: в бунтующем лагере его тяжело ранили, результат – инвалидное кресло на всю оставшуюся жизнь да медалька «Заслуженному работнику НКВД». В довесок к мизерной пенсии, на которую едва кормилось все его семейство.

Доверить же свою тайну он не желал никому. Ни сын, ни зять, ни уж тем более бабская часть семьи не смогут грамотно распорядиться такими средствами, порода нищебродов, не в него пошли. Внуки тоже слабаки. Генка – подкаблучник, Стас – вояка контуженый, пристроили егерем, слава богу. Повезло, как раз в тех заветных местах обосновался внучок, но нет, не подходит. Тут голова здоровая нужна. Никиту дед Тимофей разглядел сразу, в первый же день, как только тот с супругой своей появился в его доме, мол, волонтеры. Баба – серая мышь, умная – не отнять, но с комплексами, вылизывает до блеска его запущенную стариковскую квартиру, готовит ему блюда на пару, расспрашивает о былых подвигах. Ей это действительно интересно, работы какие-то пишет краеведческие, молодняк сопливый на экскурсии водит. Такая как раз для внучка Стасика бы подошла, не зря ж он, как приезжает сюда, глазами ее ест. Вот Никита – парень не промах. Родителей схоронил, квартиру продал, женился на одинокой невзрачной Нике. Поселился на ее квадратных метрах, а денежки от продажи родительской квартиры пустил в дело – замутил бизнес, пусть небольшой, но это же только начало. Азартный, хитрый, и мечта у человека есть – разбогатеть и уехать к теплому морю, отдыхать да радоваться. А есть цель, считай, полдела сделано. Именно Никите и открыл старик тайну Медвежьей тропы…

Ника буквально заставила себя выпить чашку кофе и засунуть тело в пуховик. Никакого желания видеть начальство в лице директора детско-юношеского центра Елены Алексеевой у нее не было. Госпожа Алексеева ненавидела всю женскую часть коллектива, но особенно выделяла Нику. Упрекала буквально за все – за журналистское прошлое (весьма успешное, кстати), креативное мышление, участие в волонтерской деятельности (пустая трата драгоценного времени), за бизнес мужа (чем он думал, когда это затевал?) и даже за отсутствие у Саранцевых детей. Мол, какой же из тебя педагог, если ты понятия не имеешь, что такое дети? Детей, между прочим, директриса тоже терпеть не могла.