Её вопросительный взгляд был направлен на меня, мой в ответ – совершенно ошалевший. А дальше я просто отодвинула подругу со своего пути и прошла в квартиру, на ходу скидывая с уставших ног лодочки на экстремально высоком каблуке.

И на кухню.

К холодильнику.

Где тут же выхватила обещанное мне «успокоительное».

– Тань? – потянула из-за спины Ковалёва, пока я в одно движение откупорила охлаждённую бутылку.

– Что? – прохрипела я ей в ответ.

– Что это с тобой? – обошла она меня и попыталась заглянуть в глаза, но я тут же их отвела.

А потом прямо так из горла принялась хапать спасительное Просекко. Но руки все равно тряслись, а тело гудело как под напряжением. И всё, из-за кого?

Из-за козла, что умудрился свалиться на мою буйную голову!

– О-о-о! – потянула Нина и шлёпнулась на шаткую табуреточку позади себя.

– Будешь? – протянула я ей бутылку, когда запила первую волну напряжения и паники.

– Да уж, не откажусь, – кивнула подруга, но всё-таки поднялась со своего места, чтобы поставить на стол два хрустальных фужера и тарелки с нарезками.

А когда закончила, уселась напротив меня, просверлила в моём лбу дырку, сурово нахмурилась и выдала:

– Выкладывай!

– А, может, не надо? – тоненько пискнула я и прикусила кулак.

– Надо, Таня, надо! – разлила Ковалёва вино по фужерам и протянула мне мою порцию.

– Если вкратце, то это звездец, Нинусь, - вздохнула я.

– Что этот чёрт сделал на этот раз? – вспыхнула подруга и грохнула по столу кулаком так, что даже я вздрогнула.

– Он меня...

И замолчала, не в силах вымолвить больше ни слова.

– Что? Уволил? – насупилась Нина.

– Нет, – замотала я головой и застонала, – но лучше бы уволил, честное слово.

– Тогда что?

– Он... он меня...

– Ну что? Премии лишил, да?

– Нинусь, - поджала я губы и жалобно на неё глянула, не в силах рассказать то, что со мной приключилось. Это было слишком! Это до сих пор не укладывалось в моей голове, а уж как обличить всё в удобоваримые слова, так я и вовсе не понимала.

И стыд всё больше поджаривал меня изнутри!

– Вот же гад ползучий! Знает же, что тебе сейчас деньги позарез нужны, и всё равно извращается!

– Извращается, - кивнула я и прихлебнула из бокала.

– Слушай, Тань, а может тебе плюнуть на всё и уволиться, а?

– Гениально, Нин! И как я сама до этого не додумалась и правда? Только есть один нюанс. Малюсенький такой, – показала я соответствующий размер большим и указательным пальцами, – кредит ты за меня платить будешь?

– Мда, – поджала губы подруга, – за меня бы кто мои выплатил.

И на кухне после этих слов воцарилась практически гробовая тишина, нарушаемая только тиканьем часов на подоконнике, да мерным шумом вечернего мегаполиса за окном. Каждая из нас думала о своём. Нинка, наверное, о том, как ей катастрофически не везёт на мужиков. А я о том, что мне во второй раз к ряду фортануло как утопленнику.

– Нинусь? – выдохнула я, – Что мы всё обо мне, да обо мне. Ну, подумаешь, работа. Ну чёрт с ним, с этим Ханом проклятым. Ты лучше расскажи, как у тебя тут дела? Сколько мы с тобой не виделись, м-м?

И подруга вдруг встрепенулась, а потом залилась соловьем, рассказывая, что наконец-то вроде как встретила нормального парня и уже дважды сходила с ним на романтическое свидание. Я, конечно, же улыбалась в ответ на ее слова, а сама под столом отчаянно скрещивала за неё пальцы. Потому что, ах и ох, но сколько раз сидя на этой самой кухне, я слышала подобные восторженные рассказы, а вскоре услужливо подавала ей салфетки, когда она оплакивала очередного мудака.

Нинке было тридцать три, мне двадцать два, и один чёрт знает как так получилось, что мы сдружились. Но факт оставался фактом: она была одной из немногих, кого я считала близким человеком. Правда, даже ей я не могла открыться до конца, рискуя прийти к неутешительным для себя выводам.