— Нет, конечно, нет! — я поспешил успокаивающе вскинуть руки. И понизил голос. — Ты лучше скажи, матушка, не чувствовала ли ты себя дома плохо в последнее время?

— Плохо?.. — хозяйка грузно осела на лавку и тяжело вздохнула. — Как луна расти пошла — так что-то все время не очень хорошо, — призналась она. — И причин кручиниться-то нет, а будто сил никаких нет. Порой ввечеру сяду за стол, и такая тоска нападает… Хоть вой аки зверь лесной.

— Понятно… — я погладил пальцем гладкую древесину столешницы без единого следа суседкиных чар.

— А вот еще чаго, — быстро сказала хозяйка. — Продукты как-то быстро портиться стали. Только молока надою, раз — и скисло уже. Ни сливок слить, ни детям кашу сварить порой не успеваю. Может, заболела, думаю, корова-то наша. Поспрошала по дворам — у всех напасть такая же. И мясо портится, и овощи. Один раз вообще Купава наша — уж до чего мастерица! — пирог из печи уже порченный вынула. Не сгорел он, нет! Внутри порченный. Как будто злая сила какая чары свои бесовские наслала.

От таких новостей меня пробрал холод, даром что в хате было жарко натоплено.

— У всех? — переспросил я. — У всей деревни молоко портится?

— Ну в каждый двор я не ходила… — протянула хозяйка испуганно. — Но у товарок моих — у всех чудицы лютуют. Они, небось, девок-то и сгубили!

— Да нет, хозяюшка, молоко вам портят вовсе не чудицы… — вздохнул я.

“А их отсутствие…” — продолжил мысленно, но рассказывать про свои догадки не спешил. Нужно было осмотреть дом — точнее, все дома, — а потом уже делать выводы. А коли я ошибаюсь? Ох, как же мне хотелось ошибаться…

____________________________________________________

Ветла́ — Дерево семейства ивовых с узкими, острыми серебристыми листьями; белая (серебристая) ива, белотал.

Рюен — сентябрь по-старославянски

5. Глава 5

Староста вернулся быстро. Я успел пообедать и скормить Батане полблина. Толстый, масляный, горячий… Мне хватило одного, чтобы насытиться, даже не макая в красное земляничное варенье. Его я съел просто так, с безвкусным морковным чаем.

Вот что мне нравилось в Бесчудье — так это чай. И это была практически единственная причина, почему я возвращался туда снова и снова. Чай, а еще шоколад. И мишки из густого плотного фруктового киселя, зовущегося мармаладом. Именно тогда, в светлице добротной деревянной избы местного Старосты, я впервые задумался о том, что на самом деле в Бесчудье было не так уж плохо. Уже за одну возможность надеть под сапоги из сыромятной кожи чудо-носки, которые не промокали, отлично грели и стоили просто непозволительно дорого, я был ему благодарен. Кстати, проблем с деньгами у меня в Бесчудье не было. Новенькие монеты из моего мира считались там “старинными и отлично сохранившимися”, так что достаточно было лишь немного усилий, чтобы выгодно их продать, и я мог жить там вполне безбедно. Спасибо, конечно, моему учителю, что когда-то рассказал про все хитрости, иначе сам бы я никогда не додумался и, скорее всего, обходил бы Бесчудье десятой дорогой.

Половину Батаниного блина я запихивал в себя уже с трудом, боясь разомлеть в тепле и сытости. А млеть было совсем не время.

Когда Староста вернулся, я попросил его жену и детей удалиться. Разговор предстоял нелегкий.

— Это что же получается… — после моего рассказа этот крепкий мужик, которого и медведем-шатуном, поди, не напугаешь, спал с лица. — Кто-то чудиц наших убивает почем зря?

— Похоже на то, — кивнул я и отставил кружку с недопитым морковным настоем. — Я проверю хатку вашу? Может, смогу понять, что с домовым случилось.

— Так а точно он мертвый-то? — в глазах Старосты зажглась надежда.