Летит вдогонку мысль и у меня живот скручивает узлом…

Слишком уж подруга ведет себя по-хозяйски, наклоняется, открывает ящик прикроватной тумбочки, достает оттуда пакетик влажных салфеток…

Зачем они ей вообще сейчас понадобились?!

И до меня доходит… возможно, для того, чтобы показать мне… она знает, что где лежит… знает… и пользуется…

Отшатываюсь дальше, и чуть не подпрыгиваю, ощущая под ногой скомканный кусок ткани. Алые труселя…

Почти падаю. Пячусь… Хочется на улицу. В холод. Чтобы голова остыла, чтобы дышать смогла…

Муж, наконец, натягивает треники, которые я ему, между прочим, покупала и, наконец, выходит ко мне. На лице недовольство. А я смотрю в его светлые глаза неопределенного цвета и пытаюсь хоть капельку раскаяния увидеть, хоть грамулечку сожаления…

Но там пустота. Чужой человек. Мужчина, ради которого я бегала, как белка в колесе.

Ванечка… Ванечка…

Мысленно повторяю его имя и меня передергивает. Когда этот здоровый мужик стал для меня кем-то наподобие ребенка на иждивении, которому надо все принести и на ложечке в ротик положить?..

Слезы обжигают глаза, но я не плачу, единственное, что удается произнести больным горлом, это банальное:

– Как ты мог?

Голос с каждой секундой садится все больше. Кажется, меня хорошо проморозило и пару следующих дней придется провести в полном молчании, чтобы связки не травмировать, но… мне становится на все наплевать.

Да и зачем мне кричать и топать ногами. Истерикой не поможешь. У меня в груди так пусто становится. Бездна какая-то непроглядная накрывает.

Тру грудную клетку и смотрю на своего мужа. Уже не моего, конечно, у него вон моя подруга бывшая в близких друзьях водится, затем на стол смотрю свой праздничный и горько становится.

Все осквернено. Все, что я так бережно создавала, порушено за одно мгновение…

А еще этот проклятый салат в глаза лезет, разворошенный.

Голос мужа раздается и заставляет меня вновь посмотреть на человека, которого я любила. Еще пару часов назад казалось, что души в нем не чаю…

Но…

– Короче. Валь, давай без истерик. Мы взрослые люди. Ты должна понять…

– Понять?! – спрашиваю одними губами, но Иван меня понимает, все же столько лет знакомы, у нас с ним в универе закрутилось, и я как дура влюбилась в смазливого блондина, но под оберткой оказалась гниль, аж на зубах оскомину дает.

– Да. Я здоровый мужик. А ты… тебя все время нет… работа, а когда домой приходишь, так на кухне часами пропадаешь, вечно со своими авоськами домой тащишься, надоело… Я женщину рядом хочу видеть, а не бабу, которая все время пашет… Ты даже маникюр не делаешь…

По инерции смотрю на свои ногти коротко стриженные, без лака. Опять понимаю, что не успела накрасить ноготочки, но у меня на себя все времени не хватало, а сейчас мне в укор это ставят…

– Я же тебе готовила…

Почти неслышный шелест вместо слов, который все равно мой уже бывший муж слышит.

– Для борщей у меня мама есть! С ее щами ни одна стряпня не сравнится, а жена должна быть поактивней в постели, короче, я давно хотел сказать тебе, что не получается у нас.

Киваю. А сама вдруг замечаю, как подруга за спиной моего мужа мельтешить начинает, как смотрит на меня победно. Отвоевала мужа моего, а я, дура, у нее на кухне еще и плакала, что ребеночек у нас не получается, а Кира мне еще и пела, что для детей рано, и… а они тогда тоже спали уже?!

Когда я ей рассказывала о сложностях, о том, что муж меня перестает замечать, о том, что охладел, да и я прихожу уставшая и единственное, что хочу в постели делать – это спать….

Не хочу больше ничего слышать. Голос пока не исчез, просто говорю еле слышно: