Это действительно пограничное с умственной отсталостью состояние, в раннем детстве мне даже ставили задержку психического развития, а после обнаружили расстройство аутистического спектра. Да, тормоз, да, зажатая, да, погружённая в себя, но не отсталая, как оказалось. Так говорила бабушка, так говорил терапевт. Но отец с таким заключением не был согласен, как и я сама. 

И сейчас мысли так странно ощущаются… Это сложно описать словами: будто иссохшая река в голове вдруг наполнилась мерным течением. 

Я и раньше понимала происходящее, но не всегда могла дать оценку, проанализировать, прокомментировать. А сейчас… могла. 

Только где я? 

Очевидно, лечебная палата, я пару раз лежала в подобных. До удивительного чистая и пустая — десятки застеленных коек, но только одна занята — мной. Рука машинально потянулась к пачке сигарет, но её под подушкой не оказалось, как и в кармане. Конфисковали, что ли? Да кому есть дело до моего физического здоровья, когда психическое страдает? Где, мать его, сиги?

Облизала губы. Язык почувствовал шрам на верхней губе, раньше его не было. Шрам? Сколько же я лежала в отключке, если это уже шрам, а не рана? 

Ещё раз лизнула странную выпуклость. Полоска на правой части верхней губы совершенно не болела, как бывает с только-только затянувшимися ранами. И как это понимать?

Скинув тонкое одеяло, спустила ноги вниз. Коленки — загорелые и выпуклые — сверкали здоровьем: ни единого шрама или синяка. Проверила левое бедро, где раньше красовался ожог, но не нашла его. А вот рука от похожего жутковатого узора не избавилась, что, почему-то, вызвало облегчение. 

Причудливая, словно оплавленная, кожа на правой руке была моим злым роком лет с пяти. Бабушка вываривала бельё, а я игралась с Псом. Кастрюля накренилась, грозясь облить Пса, и тогда я придержала её рукой. Да, с головой у меня всегда были проблемы — в том возрасте у меня были сложности ещё большие, чем сейчас. Я не понимала опасности предметов, того, что есть боль, и есть возможность её избежать. 

В общем, кипяток пролился прямо на меня, потом даже скорую вызывали.

Пёс… Я точно помню, как Серёга, очередной папин собутыльник, застрелил моего защитника из старого ружья. И ведь попал, алкаш хренов. В унитаз не попадает, а в собаку — попал. 

Кулаки сжались. Что же произошло в ту ночь? 

Я помню, как пришёл Гена с Серёгой и Михалычем, парочкой своих дружков, начал кричать что-то про мою никчёмность, сказал убрать в комнате, а сам развалился на своём клопином диване. А потом… Потом Гена отрубился, а я, кажется, пролила пиво. Михалыч решил проучить меня, Пёс рванул на защиту, но его пристрелили, а меня долбанули по голове. 

Это ж как долбанули, что мозги на место встали? Типа: учёные сотню лет пытаются компенсировать последствия Фетального Алкогольного Синдрома, а этот просто по башке мне зарядил (не в первый раз, между прочим), и сразу вылечил от всех недугов? 

Пё-ос… 

Было ужасно грустно, но плакать совсем не хотелось. Пёс, он ведь моё единственное близкое существо. Мать я почти не знала, отец меня не признавал никогда, только бабушка была, воспитала меня, но и она пару лет назад умерла — рак лёгких сочетанный с раком желудка. Она была прекрасной женщиной, но пагубные привычки в нашей семье — генетическое, и, несмотря на свою образованность, она была ужасной алкоголичкой и курила хлеще паровоза. 

А Пёс, он ведь с детства со мной. Бабушкины друзья разводили мастифов или кого-то такого, но случился конфуз, и собака повязалась с беспородным, вот щенков и раздали.