– Спасибо, мистер Марсон, но вы заблуждаетесь. Всякий узнает во мне именно горничную.

– Да? Вы такая… смелая. Никакой покорности…

– В горничных ее нет. С чего бы? Ведь они идут сразу за лакеями.

– Идут? Куда?

– К столу.

Джоан улыбнулась, увидев, как он растерян.

– Боюсь, – сказала он, – вы плохо разбираетесь в этикете своего нового мира. Вы не знали, что правила там строже, чем при дворе?

– Вы шутите?

– Нет, не шучу. Попробуйте пойти к столу не так, как положено, и посмотрите, что будет. В самом лучшем случае вас поставит на место дворецкий.

– Господи! – выговорил Эш. – Если он поставит меня на место, я покончу с собой. Объясните мне все, пожалуйста.

– Что ж, как лакей мистера Питерса вы важная персона. Сколько бы ни было гостей, ваш хозяин – самый почетный. Значит, вы идете после дворецкого, экономки, лакея лорда Эмсворта, горничной леди Энн…

– А кто это?

– Леди Энн? Сестра лорда. Она живет там с тех пор, как умерла его жена. Да, значит, дальше – лакей Фредерика Трипвуда, потом – я, потом – вы.

– Что-то не очень важная роль!

– Важная, важная. За вами – бог знает сколько народу.

– Всякие уборщицы и судомойки?

– Ну что вы! Если судомойка сунется в нашу столовую, ее…

– Поставит на место дворецкий?

– Нет. Ее линчуют. Они едят на кухне. Шоферы и всякая мелочь мужского пола едят в своей столовой, обслуживает их особый мальчик. Уборщицы обедают и ужинают там же, а завтракают на кухне. У прачек – особая комната, рядом с прачечной, но главная прачка стоит выше главной уборщицы. Шеф-повар ест в своем закутке, у кухни. Кажется, я все сказала.

Эш тупо глядел на нее. Она покачала головой:

– Не хотите вернуться в Лондон?

– Это кошмар какой-то!

– Ну и не езжайте. Сейчас – остановка. Выходите и садитесь на лондонский поезд.

Теперь головой покачал Эш:

– Нельзя. Есть… есть причины.

Джоан снова взяла журнал, и в купе второго класса воцарилось молчание. Поезд постукивал, Джоан читала, сумерки сгущались. Путешествие стало казаться Эшу бесконечным.

Через долгое время поезд остановился, и голос на платформе возвестил:

– Станция Маркет-Бландинг!

Маркет-Бландинг – одно из тех сонных поселений, которых не коснулся прогресс, если не считать самой станции и комнаты над бакалейной лавкой, где по вторникам и пятницам показывают кинофильмы. Церковь здесь норманнская, жители в своем большинстве относятся к палеозойской эре. Оказавшись тут в промозглый весенний день, когда юго-западный ветер послушно сменился восточным, а прижимистые обитатели еще не зажгли света, человек ощущает, что он неведомо где, беспомощный и одинокий.

Охраняя хозяйский багаж и угрюмо глядя в сумерки, Эш совсем затосковал. Из масляного фонаря сочился мутный свет. Небольшой крепкий носильщик жонглировал большим бидоном. Восточный ветер трепал нервы холодными, мокрыми пальцами.

Где-то в темноте, в которой скрылись на машине мистер Питерс и его дочка, притаился замок со всем его этикетом. Скоро туда попадет и он. Эш задрожал.

Из полумрака, в слабых лучах, появилась Джоан, усадившая хозяйку в машину. Она приветливо улыбалась, как в былые дни.

Если бы девушки знали, что такое ответственность, они бы последили за своими улыбками. Бывают минуты в нашей, мужской, жизни, когда улыбка производит разрушительное действие. Джоан и раньше улыбалась Эшу, но минута не пришла. Он одобрял ее улыбку в отвлеченном, критическом плане; одобрял – но не восторгался. Теперь, протомившись пять минут на неприютной платформе Маркет-Бландинга, он обрел, как сказали бы спириты, повышенную чувствительность. Улыбка подействовала на него как крепкий напиток и добрая весть, вместе взятые. Безотрадная пустыня превратилась в страну, текущую молоком и медом. Мы не преувеличим, если скажем, что он пошатнулся и вцепился в хозяйский чемодан.