Облик вошедшего мужчины словно возник из какого-то жуткого сновидения. Лет двадцати четырех, маленький, хорошо сложенный. Лицо с тонкими резко обозначенными чертами имело тот грязно-белый цвет, каким бывает остывшее баранье сало. Длинные мокрые черные волосы были словно прилеплены к черепу свисающими прядями. Но именно его глаза, вызывали впечатление чего-то кошмарного. Огромные, почти во всю радужку, зрачки – в какое-то мгновение мне показалось, что он слепой, но это было не так. Он смотрел на вопящую девушку с таким выражением, что мне стало страшно.

На нем был потертый костюм голубого цвета, грязная рубашка и черный галстук, напоминающий шнурок от ботинка. Все это насквозь промокло, с манжет брюк стекала вода, образуя на полу маленькие лужицы.

Три или четыре секунды он стоял как вкопанный. Затем из его тонких зловещих губ вырвался резкий свистящий звук.

Расти, двое пьяниц и я уставились на него. Его правая рука скользнула в задний карман брюк, и в ней блеснуло лезвие финки, длинное и хорошо отточенное. Направив ее острие в сторону визжащей девчонки, он стал двигаться вперед, как паук; быстро и немного боком, а свистящий звук становился все громче.

– Эй, ты! – рявкнул Расти. – Брось-ка!

Сам он предусмотрительно оставался там, где стоял, – за стойкой бара. Не двигались и двое пьяниц. Они сидели на высоких стульях, какие можно встретить только в баре, и с отвисшими челюстями следили за происходящим.

Лицо Сэма мгновенно посерело от страха, он соскользнул под стол и исчез из виду.

Остался только я.

Дурак с ножом, да еще в припадке ярости, представляет весьма реальную опасность для всякого, кто попытается ему помешать. Но я не мог сидеть и спокойно наблюдать, как он пришьет девчонку, а по всему было видно, что именно это он и собирается сделать.

Я отбросил стул и кинулся к нему.

Рима прекратила вопить и пихнула стол поперек входа в ее кабину. Вцепившись в него, она смотрела остекленевшими от ужаса глазами на быстро приближающегося к ней мужчину.

Все это произошло в течение каких-то пяти секунд.

Я настиг его в тот момент, когда он был уже у кабины. Казалось, что он совсем меня не видит, настолько полной была его сосредоточенность на девушке.

Я ударил его в панике, не собравшись. Однако мне удалось вложить в удар достаточно силы. Он пришелся в висок и сбил его с ног, но несколько запоздал: лезвие полоснуло ее руку. Я увидел, как потемнел рукав свитера. Она отпрянула к стене и, медленно сползая на пол, скрылась за столом. Все это я видел краем глаза, так как все время не выпускал убийцу из поля зрения. Он с трудом поднялся и, обретя равновесие, двинулся вперед, по-прежнему не обращая на меня никакого внимания. Его совиные глаза были прикованы к кабине.

К тому времени когда он достиг стола, я успел собраться и был готов сокрушить его. Удар попал точно в нижнюю челюсть. Широко взмахнув руками, перевернув стол, с которого с грохотом свалилась посуда, он стукнулся спиной о стенку и сполз на пол.

Он лежал на спине, оглушенный, но по-прежнему крепко сжимая окровавленный нож. Я прыгнул вперед и наступил на его руку. Пришлось надавить на запястье дважды, прежде чем кисть разжалась. Схватив нож, я отшвырнул его в другой конец комнаты.

Со змеиным шипением, качаясь, он поднялся с пола и ринулся на меня в страшном порыве. И не успел я размахнуться, как он уже повис на мне, вцепившись ногтями в лицо, а зубами в горло. Кое-как я сбросил его, но он ринулся снова. Изловчившись, я ударил его снизу в подбородок. Удар был настолько-сильным, что мне показалось, будто я раздробил кулак. Его голова дернулась и чудом удержалась на плечах. Он пролетел через всю комнату, круша мебель и посуду, ударился о стену и распластался на полу. Так он остался лежать, подбородком вверх, сдавленно и часто дыша.