Она пересекла комнату, открыла дверь и исчезла за ней. После длинной паузы в гробовой тишине она появилась вновь, оставив дверь открытой.

– Пройдите, пожалуйста.

Я вошел в просторный зал, интерьер которого был представлен моднейшей мебелью, огромным хирургическим столом посреди комнаты. Перед единственным окном – бюро, за которым сидел мужчина средних лет в белоснежном костюме.

– Итак, мистер Гордон?

В этом вопросе было море теплоты, участия и удовольствия от встречи со мной. Он даже встал. Невысокий, не старше 30—35 лет. С пышными вьющимися белокурыми волосами, серо-голубыми глазами и безупречными манерами.

– Доктор Кинзи?

– Он самый. – Он махнул мне рукой на вертящийся стул. – Чем могу быть полезен?

Я сел, подождал, пока сестра выйдет.

– Речь идет о певице, страдающей наркоманией около 3 лет… Сколько будет стоить лечение?

Его серо-голубые глаза стрельнули, вмиг охватив меня с ног до головы, и в них отразилась скука.

– Наш гонорар – 5 тысяч долларов, мистер Гордон, ибо мы гарантируем излечение.

Я глубоко вздохнул.

– За такие деньги гарантия естественна. Он грустно улыбнулся. Видимо, они все здесь

специализируются на грустных улыбках.

– Возможно, это для вас слишком, мистер Гордон. Но мы имеем дело лишь с очень хорошими людьми.

– Как долго может продлиться лечение?

– Это во многом зависит от пациента… Недель пять… в худшем случае – восемь, но не более.

– Гарантия полная?

– Естественно.

Среди моих знакомых не было ни одного безумца, который одолжил бы мне такую сумму, но иного пути, как взять в долг, я не видел.

– Да-а… 5 тысяч долларов – это несколько больше, чем я располагаю, доктор… У этой девушки бесподобный голос. Если я ее вылечу, она загребет кучу денег. Предлагаю вам долю: 20 процентов с ее заработка до возмещения суммы за лечение плюс 3 тысячи сверху.

Не успел я произнести эти слова, как понял, что промахнулся. Его лицо вмиг приобрело выражение холодной недоступности, а глаза – отчужденности.

– Я боюсь, это для нас не подходит, мистер Гордон. Мы чрезвычайно заняты. И наше правило получать наличными. 3 тысячи при поступлении и 2 – по выписке.

– Но это особый случай…

Его указательный палец с аккуратно подстриженным ногтем мягко нажал кнопку, расположенную на бюро.

– Я сожалею, но таковы наши условия.

– Если я найду деньги, успех гарантирован?

– Вы имеете в виду лечение? Безусловно.

Он уже стоял, когда дверь бесшумно отворилась, и к нам стремительно вошла сестра. Они оба мне грустно улыбнулись.

– Если ваш клиент решится поступить к нам, мистер Гордон, поспешите нас предупредить заранее. Желающих лечиться у нас – много, удовлетворить все просьбы мы часто не в силах.

– Спасибо, – сказал я. – Я это учту.

Он вяло подал мне холодную холеную руку, затем сестра выпроводила меня.

По дороге домой я думал над тем, что услышал от доктора Кинзи. И никогда в жизни я так страстно не хотел денег, как сейчас. На что я мог уповать, чтобы найти такие деньги? Но если бы я чудом занял их (а я сделал бы это не задумываясь), Рима, вылечившись, имела бы громадный успех. Сомнений у меня не было. А вместе с ней был бы наверху и я.

Весь во власти этих грез я шел мимо большого магазина, торгующего граммофонами и радиопринадлежностями. Взглянул на витрину, уставленную разноцветными рядами долгоиграющих пластинок, и представил на одной из них фотографию Римы.

Вывеска в окне привлекла мое внимание:

«Запиши свой голос на пластинку.

Три минуты записи всего 2,5 доллара.

Отнеси свой голос домой в кармане и удиви друзей».

Меня осенило: если я запишу голос Римы на пластинку, то не нужно будет беспокоиться, что на очередном прослушивании она может сорваться, как в «Голубой розе». Я могу носить с собой диск, чтобы попытаться заинтересовать кого-нибудь, кто имеет деньги.