Рэй глубоко втянул дым в легкие, затем выпустил, вглядываясь в струйку из-под опущенных век. Дым танцевал перед ним, изменяясь и перемещаясь, медленно принимая форму. Он наблюдал, ожидая знака. Каким путем пойти?

Дым рассеялся, растаял в ночной тьме и не дал ответа. Бобби Рей выругался, погасил сигарету. Придется ждать знака, а он не любил ждать.

Быть может, она знает ответ. Она может направить его. Он оттолкнулся от оштукатуренной стены и направился к западному крылу реабилитационного центра, зная, что найдет ее там.


Люк ждал, пока Рэчел откроет глаза. Вот она нахмурилась, силясь сфокусировать взгляд, пытаясь вспомнить, где она и как сюда попала.

Было бы интересно, если б она вспомнила, что было потом, про себя усмехнулся Люк, сидя со скрещенными ногами и наблюдая за ней. Она уже и без того ненавидит его с убийственной страстью, а если вспомнит, что он делал с ее неугомонным, отзывчивым телом, ее ярости не будет предела.

Рэчел повернула голову, и глаза ее сузились, сфокусировавшись на нем. Он был наполовину в тени, но она не спутала б его ни с кем другим. Неожиданным нервным жестом девушка прижала руку к груди, но туника была аккуратно застегнута и надежно прикрывала тело.

– Что я здесь делаю? – спросила она все еще скрипучим голосом.

– Исцеляетесь.

– Чушь.

– Пару часов назад горло у вас так болело, что вы не могли говорить. Синяки не заживают так быстро без специальной помощи.

– Чушь, – повторила она.

– Интересно, нельзя ли обратить процесс вспять, – пробормотал он себе под нос. – Думаю, немая вы нравились мне больше.

– Не сомневаюсь. – Она осторожно повернулась на бок, и он понял, что двигаться ей еще больно. – Вам нравится, чтобы все ваши женщины были бессловесны и послушны.

– Все мои женщины? Значит, вы одна из моих женщин? – мягко поддел он.

Тут она села, поморщившись от боли.

– Я думала, вы дали обет безбрачия.

Он наблюдал за ней, размышляя, как лучше обращаться со столь неугомонной гостьей. Его небрежные поддевки и язвительные насмешки выводили ее из себя. Услышали бы другие, то-то удивились бы поведению своего мессии.

Но он устал быть святым. И ему нравилось наблюдать, как она подпрыгивает от каждого его укола.

Кроме того, отведав запретного плода ее тела, он только разбудил дремавший аппетит. Теперь уже морального и духовного совращения, как в случае с остальными, будет мало. От Рэчел ему нужна полная капитуляция, на меньшее он не согласен.

– Вы ведь на самом деле не верите в это, правда? – спросил Люк.

Она удивленно вытаращилась.

– Так вы признаетесь? Признаетесь, что вы вовсе не святой, каким вас все здесь считают?

– Никто не святой, особенно те, кого таковыми считают. А что вы думаете?

– Я думаю, что вы мошенник-виртуоз, который охотится на неврастеников и пожирает их. Думаю, вы соблазнили мою мать, убедили ее оставить все деньги вам, а потом… – Что-то удержало ее, не дало закончить.

– А потом? – подтолкнул он. – Что я сделал потом? Распорядился убить вашу мать?

– Это так?

Он рассмеялся, прекрасно зная, что разозлит ее.

– У вас чертовки богатое воображение.

– Я думала, «Фонд Бытия» не одобряют сквернословие, – парировала она.

– На меня правила не распространяются.

– Так как?

– Что как? Соблазнил ли я вашу мать? Вы, должно быть, не очень хорошо знали Стеллу, если думаете, что ее требовалось соблазнять. Один из пунктов терапии заключался в осознании изъянов характера, и сексуальная ненасытность была одним из главных ее недостатков. Стелла не относилась к тем женщинам, которые ждут, чтобы мужчина сделал первый шаг.