Рэй глубоко втянул дым в легкие, затем выпустил, вглядываясь в струйку из-под опущенных век. Дым танцевал перед ним, изменяясь и перемещаясь, медленно принимая форму. Он наблюдал, ожидая знака. Каким путем пойти?
Дым рассеялся, растаял в ночной тьме и не дал ответа. Бобби Рей выругался, погасил сигарету. Придется ждать знака, а он не любил ждать.
Быть может, она знает ответ. Она может направить его. Он оттолкнулся от оштукатуренной стены и направился к западному крылу реабилитационного центра, зная, что найдет ее там.
Люк ждал, пока Рэчел откроет глаза. Вот она нахмурилась, силясь сфокусировать взгляд, пытаясь вспомнить, где она и как сюда попала.
Было бы интересно, если б она вспомнила, что было потом, про себя усмехнулся Люк, сидя со скрещенными ногами и наблюдая за ней. Она уже и без того ненавидит его с убийственной страстью, а если вспомнит, что он делал с ее неугомонным, отзывчивым телом, ее ярости не будет предела.
Рэчел повернула голову, и глаза ее сузились, сфокусировавшись на нем. Он был наполовину в тени, но она не спутала б его ни с кем другим. Неожиданным нервным жестом девушка прижала руку к груди, но туника была аккуратно застегнута и надежно прикрывала тело.
– Что я здесь делаю? – спросила она все еще скрипучим голосом.
– Исцеляетесь.
– Чушь.
– Пару часов назад горло у вас так болело, что вы не могли говорить. Синяки не заживают так быстро без специальной помощи.
– Чушь, – повторила она.
– Интересно, нельзя ли обратить процесс вспять, – пробормотал он себе под нос. – Думаю, немая вы нравились мне больше.
– Не сомневаюсь. – Она осторожно повернулась на бок, и он понял, что двигаться ей еще больно. – Вам нравится, чтобы все ваши женщины были бессловесны и послушны.
– Все мои женщины? Значит, вы одна из моих женщин? – мягко поддел он.
Тут она села, поморщившись от боли.
– Я думала, вы дали обет безбрачия.
Он наблюдал за ней, размышляя, как лучше обращаться со столь неугомонной гостьей. Его небрежные поддевки и язвительные насмешки выводили ее из себя. Услышали бы другие, то-то удивились бы поведению своего мессии.
Но он устал быть святым. И ему нравилось наблюдать, как она подпрыгивает от каждого его укола.
Кроме того, отведав запретного плода ее тела, он только разбудил дремавший аппетит. Теперь уже морального и духовного совращения, как в случае с остальными, будет мало. От Рэчел ему нужна полная капитуляция, на меньшее он не согласен.
– Вы ведь на самом деле не верите в это, правда? – спросил Люк.
Она удивленно вытаращилась.
– Так вы признаетесь? Признаетесь, что вы вовсе не святой, каким вас все здесь считают?
– Никто не святой, особенно те, кого таковыми считают. А что вы думаете?
– Я думаю, что вы мошенник-виртуоз, который охотится на неврастеников и пожирает их. Думаю, вы соблазнили мою мать, убедили ее оставить все деньги вам, а потом… – Что-то удержало ее, не дало закончить.
– А потом? – подтолкнул он. – Что я сделал потом? Распорядился убить вашу мать?
– Это так?
Он рассмеялся, прекрасно зная, что разозлит ее.
– У вас чертовки богатое воображение.
– Я думала, «Фонд Бытия» не одобряют сквернословие, – парировала она.
– На меня правила не распространяются.
– Так как?
– Что как? Соблазнил ли я вашу мать? Вы, должно быть, не очень хорошо знали Стеллу, если думаете, что ее требовалось соблазнять. Один из пунктов терапии заключался в осознании изъянов характера, и сексуальная ненасытность была одним из главных ее недостатков. Стелла не относилась к тем женщинам, которые ждут, чтобы мужчина сделал первый шаг.