– У меня! У меня! У меня спросите! – подняв вверх правую руку, запрыгал на одном месте чёрт. – Я, конечно, не могу помочь вам отыскать птицу Гамаюн! Но супруга вашего очень даже могу помочь отыскать! Поэтому давайте его искать! Ну зачем, зачем вам эта птица Гамаюн, если у вас я есть?

– Я уже объясняла тебе, зачем! – напомнила я черту. 

– Ну почему, почему, вы мне не доверяете, прекраснейшая?! Я же к вам со всей душой!

– Иваныч, заткнись, – отмахнулась я. – Ибо не до тебя! И потом у тебя нет души!

– Души может, и нет, но зато у меня есть сердце. И оно аж болит, так хочет вам помочь, прекраснейшая! Очень хочет! Вы только послушайте, как оно стучит, – упал он передо мной на колени, распахнув полы рубашки на своей тщедушной, но зато повышенно волосатой груди. – Тук-тук! Хочу помочь! Тук-тук! Хочу помочь! Слышите?

– Иваныч, я же сказала, что не до тебя! Угомонись! – потребовала я, и для того, чтобы сделать моё требование более убедительным опустила ладонь на рукоять меча и на треть обнажила клинок.

– Жестокая вы, прекраснейшая! – патетично взвопил чёрт и принялся истерически причитать: – Жестокая и чёрствая! Ох, как же сердцу моему больно! – схватился он за грудь. – Как ранит его такая чёрная неблагодарность! О бессердечная…

Дальше я слушать не стала, накинула на черта завесу тишины и попросила Баюна, попробовать позвать птицу Гамаюн.

– Прямо сейчас? – осмотрелся кот по сторонам. Скептическое выражение, появившееся при этом на его морде однозначно говорило, что он не находит данное место подходящим для обитания его знатной знакомой.

– Да, прямо здесь! – кивнула я. – Не могу объяснить, – замялась я. – Понимаешь, мы целый день ходим по этому лесу, но ощущение, что за нами кто-то пристально наблюдает и посмеивается появилось только сейчас. Вернее, не сейчас, а несколько минут назад, когда с вершины вон того, – указала я на ближайшее дерево, но почти тут же засомневалась, – или с вот этого, кажется, дерева, вспорхнули птицы.

– Ладно, – кивнул кот-великан, – жалко, что ли? Сейчас позовём, – и начал горланить во всё своё кошачье горло: – Отзовись, Гамаюн, птица вещая, где бы ты ни была на море ли раздольном, в горах ли высоких, в темном ли лесу, в чистом ли поле. Воспой, Гамаюн, птица вещая, на белой заре, на крутой горе, на ракитовом кусточке, на малиновом пруточке!

Где-то высоко в раскидистых кронах могучих деревьев снова тревожно вспорхнули птицы. И прямо на дорожку перед нами выпрыгнула кикимора, маленькая, сморщенная, с огромным, похожим на сучок, носом и кудахтающей курицей в руках.

– Кто тута горланит мою рябушку пужает?! И она бедняжка тужится-тужится, а яичко снести не может!

– Куд-куда? Куд-куда? – поддакнула ей курица.

– Лахудра, ты что ли? – обрадовался кот. 

– Чаво? Чавоооо? – приложила Лахудра ладошку к уху.

– Куд-куда? Куд-куда? – поддакнула ей курица.

– Баюн! С визитом к Гамаюн! – заорал кот во всё свое кошачье горло.

– Куд! Куд! Куд! – испугалась курица. И с перепуга снесла то самое яичко, которое у неё не получилось снести раньше. – Куда-аааааа? – завопила кикимора, завидев как долгожданное яичко прямой наводкой летит навстречу своей погибели. 

– Сюда! – сообщил кот, успевший поймать яичко у самой земли. Он передал яйцо в дрожащие руки старухи.

Кикимора и курица внимательно оглядели спасителя.

– Баюн! – повторил кот-великан. – С визитом к Гамаюн!

Кикимора и курица переглянулись между собой и задумались. Надолго задумались.  

– Гамаюн сегодня занята, – наконец, после очень длинной паузы с сожалением выдала Кикимора. – Приходите завтра! Или послезавтра!