– Да, я не падла. Тут ты права. – Пауза. – Только если ты пойдешь в эту сторону, через пять минут тебя сцапают. Через центр тебе не пройти. Там слишком людно. Да и куда ты, кстати, намылилась?

– Мне, вообще-то, к западу, в сторону Бристоля.

Говорить про Вестон не хотелось: это только наш секрет, мой и Жука.

– Автобусом?

– Пешком.

– Пешком? Ни фига себе! Голодная?

Питались мы в последние дни так странно, что я уже и сама не понимала, голодна я или нет. Потом припомнила: после завтрака я ничего, по сути, и не ела, а с завтрака прошло лет сто.

– Есть немного.

– Ладно, у меня мысль. Давай проберемся по задворкам к моему дому.

Подруги посмотрели на нее как на ненормальную.

– Слушай, по-моему, это не самая хорошая идея, – наконец произнесла одна из них.

– Заткнись, идея просто отличная. Уж там-то точно не станут искать.

– А если станут? Мало тебе тогда не покажется.

– Да не станут. Все будет клево. – Она оборвала разговор, резко развернувшись и зашагав назад через лужайку. – Догоняй! – прошипела она.

Я двинула следом, две ее приятельницы шли за мной. Я так и не поняла, можно ли ей доверять; впрочем, особого выбора у меня не было. Шагали мы быстро, в полном молчании. Она вела нас по каким-то задворкам и закоулкам, между заборами и игровыми площадками. Потом вдруг остановилась, подождала, пока мы нагоним.

– Пойду разведаю, что там и как. А вы ждите. – Свернула за угол и исчезла. Мы остались втроем, сказать друг другу нам было решительно нечего. Девчонки явно относились ко мне с опаской, а я так устала, что мне было на них наплевать.

– Порядок, – сказала, возвращаясь, первая. – Папа еще не вернулся, а мама приклеилась к телику. Пошли с заднего хода.

Приятельницы ее переглянулись.

– Бритни, ты, похоже, с дерева упала. Мы по домам.

– Бросаете меня? – (Девицы кивнули.) – Ладно, дело ваше, только слушайте сюда. Никому ни слова. То есть вообще никому.

– Это-то понятно.

– Ладно, завтра увидимся.

– Давай.

Они зашагали прочь.

– Им можно доверять? – спросила я.

– А то, они люди надежные. А кроме того, знают: проболтаются – я их урою. Так что у них пороху не хватит. Вперед.

Мы обогнули угол дома и вошли через заднюю дверь, пробрались через кухню, поднялись наверх. На дверях спальни висела табличка – рамочка из роз, а в середине слова: «Комната Бритни». Ниже имелась свежая приписка: череп и перекрещенные кости и крупная надпись: «Не соваться». Внутри стены были выкрашены в темно-красный цвет и густо увешаны плакатами и вырезками из журналов – Курт Кобейн, «Фу файтерс», «Гэллоуз». На кровати лежали груды подушек и не то одеяло, не то покрывало, черное, пушистое. В принципе довольно клевая комната. Я вспомнила свою последнюю комнату, у Карен, свои немногочисленные вещички, которые истребила.

– Хочешь – садись на кровать, хочешь – на бин-бег.

Я неловко примостилась на краешке кровати. Бритни села рядом.

– Ну? – сказала она. – Я – Бритни, а ты… Джемма?

– Джем, – ответила я.

Вот теперь, когда мы оказались в ее комнате, понт с нее маленько слетел. Собственно, было видно, что она нервничает, а значит, тот фасад, которым она ко мне повернулась в парке, был всего лишь фасадом. А на деле она трусит не меньше любой другой. Мы просидели в молчании целую вечность, а потом она поставила какую-то музыку и пошла раздобыть еды, а я осталась одна.

Сидела, осматривалась. Клевая комната. Кроме всех этих плакатов, был там настоящий туалетный столик с косметикой и коробочками для всяких побрякушек, а еще – куча фотографий в рамочках: родственники, домашние животные. На парочке фотографий Бритни была с мальчишкой, явно младше ее, – на одной у него были густые кудряшки, а на другой он сфотографирован совсем лысым, только улыбка осталась той же, от уха до уха. Выходит, у нее где-то есть еще и брат?