«Куда ее?» – на секунду задумался опер, поймав краем уха со стороны испуганное оханье свидетелей происходящего. В своем времени было все ясно, а тут… чужой город, чужое время… Он машинально увернулся от пинка девицы, которой явно мешал длинный подол для более сильного и точного удара.
«Ах ты тварь!»
– Товарищ Осип! – вдруг пронзительно закричала она.
«Ах, тут еще и Осип есть!»
Отпустив ее руку, Стас резко развернулся назад. Прямо на него, вытаскивая что-то из-за пазухи, двигался парень, то ли в гимназической, то ли в студенческой (Стас в этих тонкостях не разбирался) форме. Их разделяло метров пять-семь. Так и есть! В руке незнакомца появился револьвер, который он не мешкая навел на опера. Припав на одно колено, как учили, Стас выбросил вперед руку с пистолетом и нажал спуск. Однако выстрела не последовало. Грохот выстрела «студента», короткий свист возле правого уха.
– Стоять! – закричал кто-то, и ударили выстрелы.
Стас бросился под ноги «студенту», перекатываясь, чтобы подсечь его, но тот неожиданно стал валиться на него. Вывернувшись из-под падающего тела, Сизов рванул его на себя. И увидел ничего не выражающее лицо с закатившимися глазами. Голова бессильно мотнулась – студент был мертв. На виске его зияла дырка, из которой по щеке сбегала струйка темной крови.
– Бросить оружие! – скомандовал кто-то за спиной.
Стас откинул браунинг на газон и повернулся. Перед ним, с пистолетами в руках, стояли трое жандармов, сидевших за соседним столиком.
– Что случилось? – спросил пожилой ротмистр, тяжело дыша.
– Как видите, меня хотели убить, – пожал плечами опер. – Видимо, вы были правы, нужно в пустыню уходить.
Жандармы быстро переглянулись. Никаких дурацких вопросов не последовало – они, конечно, помнили его, и то, что он слышал их разговор, сообразить труда не составляло.
– А, так это вы социалиста вчера пристрелили? – хмыкнул «лощеный». – Примите поздравления, отличный выстрел.
– Покажите, пожалуйста, документы, – непреклонно набычился старый жандарм.
Прочитав паспорт и удостоверение, он молча протянул их Стасу. В нескольких шагах уже маячили двое городовых. Оперативно они тут работают, надо признать. Конечно, когда городовые на каждом углу. Впрочем, по рассказам стариков, и у нас было не хуже, пока Хрущеву сдуру не показалось, что преступность находится при последнем издыхании. Лысый кукурузник, недолго думая, объявил во всеуслышание, что в 1980 году покажет последнего преступника в музее, а милицию, ничтоже сумняшеся, сократил. С тех самых пор несколько постовых «закрывали» не часть улицы, а часть района, а опера и участковые ногами отрабатывали то, что недосмотрела патрульно-постовая служба.
– Тут девица где-то была, – спохватился Стас. – Она в меня первая стреляла.
– Какая девица? – опять переглянулись жандармы.
– Девицу видали? – обратился Всеволод к городовым.
– Какая-то девица на извозчике укатила минуту назад, – степенно козырнув, ответил один из городовых. – Но я это издалека видел, остановить не мог.
– Ладно, – устало сказал Стас. – Я ее сам прошляпил, пока с ее напарником возился. Шустрая, стерва, как вьюн.
– Что происходит, господа? – к ним подходил в распахнутой шубе Аркадий Францевич.
– Простите? – вздернув голову, повернулся к нему «лощеный».
– Успокойтесь, поручик, – одернул его пожилой. – Это статский советник Кошко. Здравствуйте, Аркадий Францевич.
– Рад видеть, Филипп Осипович, – протянул руку тот. – Вы, Станислав, смотрю, пользуетесь шумным успехом.
Стас криво усмехнулся, пожав плечами. А что он еще мог сказать?