И если после этого офицеру придется применить оружие, судью будет интересовать не то, что он пил во время обеда, а позволяло ли его состояние осознавать свои действия и руководить ими. И только.

«Да, вас бы в наше время, когда боишься стрелять в вооруженного преступника, потому что вчера вечером выпил за ужином бутылку пива, – горестно посетовал он про себя. – О чем это они там спорят?»

Стас прислушался.

– …в России никогда не будет меритократии! – Сидящий к нему спиной вполоборота офицер возбужденно отхлебнул из бокала и так стукнул им о стол, что вино плеснуло на скатерть.

– Оставьте, поручик, – лениво протянул сидящий напротив другой, настолько лощеный, что показался Стасу похожим на «голубого». – Откуда ей взяться, при нашей-то дикости? Мы азиаты, и этим все сказано.

– А что вы хорошего в европейцах нашли? – хмыкнул первый. – Наши крестьяне – и те более порядочны, чем эти вылизанные хлыщи.

– Оригинальные у вас взгляды, Всеволод, – заметил пожилой офицер, на плечах которого красовались непривычные погоны с одним просветом, но без единой звезды.

– Взгляды как взгляды, – отмахнулся поручик по имени Всеволод. – Сейчас пол-России так думает.

– Вы не Россия, – саркастически ухмыльнулся «лощеный». – Вы жандарм, Всеволод, душитель всего светлого и прогрессивного, кровавый пес загнивающего царского режима. Впрочем, мы тоже.

– Когда-нибудь, Ники, вы дошутитесь, – обронил пожилой.

Только тут до Стаса дошло, что мундиры этих офицеров были не защитного, а какого-то серо-голубоватого цвета – так это жандармы! Как там Лермонтов писал, «и вы, мундиры голубые…». Ага, теперь ясно. И Бог с ними… но тут Стас услышал то, что невольно заставило его насторожить уши. Офицеры, в общем-то, разговаривали вполне прилично, вполголоса. Он был единственным, кто сидел рядом. Ну и слух у него, конечно, был на высоте.

– …если бы полицейский этого социалиста не пристрелил, как собаку, – сказал Всеволод, – ничего бы ему страшного не грозило. Сослали бы на каторгу, он бы оттуда сбежал через месяц-другой и жрал бы пиво где-нибудь в Женеве. А так – раз, и дырка в башке! Молодец этот парень! Предлагаю поднять за него бокалы.

«Ну вот, – усмехнулся опер. – Начинаю зарабатывать репутацию у коллег».

Он положил в меню деньги за кофе, поднялся и пошел к выходу. Проходя мимо столика, за которым завтракали трое жандармов, он услышал за спиной голос пожилого.

– На месте этого парня я бы в пустыню удалился, как Илия. Теперь за ним террористы такую охоту устроят! Одним выстрелом этот господин себе врагов нажил везде, где можно.

«Очень оптимистично они меня подбодрили, – подумал Стас, выходя в холл гостиницы. – Надо бы газетку какую-нибудь купить, прочесть о себе какие-никакие новости».

Выйдя в холл гостиницы, Стас по привычке поискал глазами киоск. И, не найдя, вышел на улицу. Где-то неподалеку, кажется, было что-то похожее. Стас зашагал в сторону театра, внимательно «озирая окрестности» на предмет печатного слова. Девицу эту он заметил еще издалека. Во-первых, сработало пресловутое мужское начало – очень привлекательная внешность. Она сидела на скамеечке и мечтательно смотрела куда-то вдаль. Поймав взгляд опера, она улыбнулась и, поднявшись, направилась к нему так, словно только его и ждала все это время.

Возможно, не будь этого разговора жандармов в ресторане, Стас не сориентировался бы так быстро. То, что в сумочке что-то увесистое, он отметил машинально, по привычке, и вдруг, сообразив, бросился к девице на долю секунды раньше, чем она сунула в нее руку. Во вскинутой руке глянул в лицо тупорылый «дамский» браунинг. Стас резко нырнул вниз, пуля ветром прошла по волосам. В эту же секунду он поймал тонкое запястье и привычно выкрутив его от себя и вверх. Террористка выстрелила еще раз, но эта пуля не причинила никакого вреда облакам, а пистолет перекочевал к оперу.