– Не беспокойтесь, это всего лишь отражения, – сказала бабушка, шевельнув плечом. – Зеркала в реальном мире сохраняют внутри себя отражения. Свойство такое. Постепенно они наполняются, и нужно очищать специальными средствами. Куда их потом девать? Правильно, специально обученные люди перенаправляют отражения на фабрику дисперсии, то есть расщепления света. Оттуда потом передают свет в радугу, и обратно в реальный мир. Круговорот света в природе. Вон отражение мальчика с мороженым. Вон кожаный чемодан с заклёпками, кто-то оставил перед зеркалом и был таков. В общем, дети, не стойте часто перед зеркалами, забиваете отражатели.

Мы прошли в следующий вагон. Это снова было купе с плотно закрытыми дверями. В окнах сквозь нарастающую метель мелькали размытые пятна фонарей.

– Так вот, тебе скоро двенадцать, – повторила бабушка. – Люди, связанные с Изнанкой, в двенадцать лет должны сделать выбор, хотят ли они связать свою жизнь с двумя мирами или остаться только в том, который наверху. В реальности.

– Так и знал! – заявил я. – Снова важный выбор, от которого зависит моя жизнь. И что нужно будет сделать?

– Ясно же, выбрать, – пожала плечами бабушка. – Либо ты забываешь об Изнанке, либо нет. Либо твоя жизнь кардинально меняется, либо завтра ты идёшь в школу как ни в чём не бывало, учишь уроки, влюбляешься, взрослеешь, поступаешь в университет, находишь работу, женишься, берёшь кредиты, покупаешь компьютер и телевизор на половину стены и всё остальное скучное и однообразное, что бывает в человеческой жизни.

– Но я уже не хочу забывать об Изнанке. Выбор, получается, очевиден.

– Не всё так просто. Давай повторю ещё раз. Жизнь. Кардинально. Меняется. Если ты сделаешь выбор в пользу Изнанки, то прямо в момент двенадцатилетия начнёшь обучаться ремеслу, которое станет твоим основным навсегда. Ты будешь трудиться на Изнанке, но жить в человеческом мире. Тебе придётся пожертвовать многим – друзьями, обычной профессией, свободными минутами, телевизором на полстены, кстати, тоже, и даже нормальными человеческими снами. Один шаг – и ты навеки привязан к Изнанке. Понимаешь всю серьёзность?

– Понимаю, – кивнул я. А Макс добавил:

– Ты и мама тоже сделали свой выбор, и ничего. Вот у нас какая семья хорошая.

– Мы с дедушкой почти вас не навещаем, – ответила бабушка. – У нас полно дел по обе стороны Петербурга, и мы не всегда можем спокойно почитать любимые книги. Суета сует. А ещё приходится постоянно учиться чему-то новому вместо того, чтобы красить волосы в фиолетовый и стоять в очередях на почте. Например, эти ваши телефоны без кнопок. Какое удовольствие, скажите, постоянно возить пальцами по стеклу?

Мы перешли в другой вагон. Едва открылась дверь, нас оглушили шум, гвалт, вопли и музыка – несколько разных детских мелодий смешивались друг с другом, создавая невероятную какофонию.

– Детский! – поморщилась бабушка. – Предлагаю ускорить шаг.

Вагон был не купе и не плацкарт, а специальный. Никаких полок или сидений, вдоль стен – кресла и шкафчики без дверей, забитые игрушками вроде пластиковых бульдозеров, резиновых змей и разноцветных кубиков. Между окон висели пузатые телевизоры, транслирующие мультики. В центре вагона, на полу, укрытом коврами, сновали дети, будто на уличной детской площадке. В основном это были малолетки, лет до пяти. Они кидали друг в друга мягкие игрушки, прыгали на миниатюрных батутах, дудели в дуделки, гремели гремелками (а ведь всем известно, что дети могут извлечь грохот из любой, даже самой безобидной на первый взгляд вещи), кувыркались, спорили, смеялись, ругались и даже боролись. В нескольких креслах сидели взрослые – почти все в наушниках, – отстранённо наблюдающие за хаосом, творящимся вокруг. Разговаривать здесь было невозможно.