Смириться…
Ну уж нет!
Распахнутая форточка впустила в комнату радостный щебет птиц, свежий июльский ветер и шелест листвы, наполнила тишину гулом проходящих под окнами машин.
Уставившиеся в окно глаза осоловело созерцали зеленую улицу; мозг стачивал шестерни о бесконечно двигающиеся по кругу мысли, застревающие в щедро рассыпанном паникой невидимом песке.
Весь этот ужас исправлять должен тот, кто его придумал, а не она, Лайза. Она лишь выполнила предписание: вошла в будку, выслушала предложение робота и вежливо отказалась от перехода. Все. Все!
В груди завертелась новая волна злости: да, она ошиблась в одном слове… или в двух. Где-то озвучила неверный запрос, выдала некорректную формулировку, но не она, черт возьми, строила Портал, не она - Дрейк! Вот ему и отвечать… Пусть теперь выслушает жертву обстоятельств, натянет на непроницаемое лицо скорбное выражение, сочувственно похлопает ее по плечу и все уладит.
Как? Не ее дело.
Вообще. Не ее. Чертово. Дело!
Ему придется что-нибудь придумать – пусть хоть наизнанку вывернется, перекроит всю свою гадскую систему и отправит ее, наконец, назад.
Да, Дрейк!
Ей стало легче. Хотя бы на минуту. Конечно, он поможет, должен помочь – она ведь не женщина мусорщика из дома по сорок второй, она – женщина Мака Аллертона.
Бывшая.
Настоящая! И всегда ей будет!
Пусть даже никто пока об этом не знает,… не помнит.
Собрав воедино хлипкую часть плана, шаткую и наспех склеенную изолентой, Лайза принялась размышлять о том, кто в отсутствии прямого телефонного номера сможет связать ее с Начальником.
Ответ пришел сразу: Элли.
А если не Элли, то Рен.
Да, точно – Рен Декстер.

*****

Рассказ дался ей не просто тяжело – он стал настоящей пыткой. Сорокаминутным испытанием, во время которого Лайзе то и дело хотелось схватить подругу за ворот голубой блузки, тряхнуть и заорать прямо в недоумевающее лицо: «Да! Целый год! Мы жили с ним вместе целый год! Я же тебе объяснила, как все произошло, объяснила про Портал, про ошибку, про временной скачок… Ну, нельзя же быть такой… дурой!»
Нет, она ничего из этого не сделала и вместо этого сидела на кухонном табурете и корила себя за непонятно откуда взявшуюся агрессию – раззявившего клыкастую пасть монстра.
Элли ничего не помнит – не может помнить. Она не виновата… не виновата…
Но то, как подруга возила десертной ложкой, размазывая по кромке просыпавшийся на блюдце сахар, то, как она намертво уперлась взглядом в чашку, лишь бы не смотреть в глаза Лайзе – свихнувшейся Лайзе, - откровенно говоря, бесило.
- Ты… и Мак? - сахаринки налипали на замоченную в кофе ложку, утопали в коричневой лужице-следе, радостно ныряли в мелкий омут с головой, чтобы стать частью сладкой жижи; пузато надувалась от ветра прозрачная белесая занавеска в цветочек. Ухоженно поблескивала выгнутыми боками тщательно вымытая посуда - Элли ее натирает или Антонио? – Поверить не могу… Нет, я, конечно, пару раз думала о том, чтобы вас познакомить, но, зная твой характер… и его характер… вы оба такие разные…
Лайза тихо зверела.
«Да кто ты такая, чтобы судить? Кто?! Откуда тебе знать, подошли бы мы друг другу или нет? А ведь мы подошли, мы жили очень счастливо…»
Она всерьез опасалась того, что если сейчас позволит себе открыть рот и выпустит наружу хоть одно ядовитое слово-пчелу, долгие и крепкие отношения уже никогда не станут прежними. Элли не поймет: ни неоправданной ярости, ни сжавшихся кулаков, ни вылившейся на голову серной кислоты в виде горькой фразы.
Спокойно… Спокойно…