Слегка охмелевшая, румяная и раскрепощенная Полина смотрела на шагающего к ним Лешу как на икону, святыню или же чудо. Расслабленная зефирка нравилась Воронцову до беспамятства и взгляд, которым она его облизывала, доказывал, что он все делает правильно.

Кристинка хохотала в голос, нарушая тишину незаселенного района, на котором шла активная стройка домов жилого комплекса. Сделав глоток игристого вина из горлышка, она, смеясь, передала бутылку Гризманну. Тот, не гнушаясь, несколько раз пригубил и вернул Гордеевой обратно.

Леша улыбнулся. Если Роберт пил из общей бутылки, не отерев горлышко о рукав, значит, это ровно та степень его кондиции, которая стремилась к своему апогею. Брезгливый Гризманн никогда бы не позволил себе такое безрассудство в трезвом уме. А Полина не пила. Одного бокала Апероля ей хватило, чтобы глупо улыбаться и лезть к Воронцову целоваться самой. Белый воздушный сарафан парил в воздухе, отчего делал девушку легкой и нежной. Леша поймал себя на мысли, что никогда не видел свою зефирку в брюках или же в джинсах. Она всегда надевала платья, сарафаны, либо юбки. Настоящая девочка. Самая-самая девочка! Он и не представлял, как такие ножки можно прятать в брюках. Она — само олицетворение женственности и чувственности! Его неповторимая, единственная зефирка! Его персональный магнит, к которому постоянно притягивает! Как же так он влип? Как так случилось, что за короткое время эта девушка просочилась в каждую клетку, в каждый сосуд его тела, заняла всего мысли, вытесняя все безрассудство и глупости, творившиеся в его бедовой голове? С ней не хотелось чудить, с ней хотелось становиться чудом. Её чудом. Единственным. Чтобы вот так, как сейчас на него смотрела с обожанием, а он все для этого сделает.

За десяток метров Воронцов тормознул.

Волнение разрослось неконтролируемо. Он терпеть не мог, когда что-то выходило из-под его контроля. Когда от него мало что зависело, потому что доверять ребятам, не понимающим русскую речь, кроме двух слов «начальник» и «деньги», было крайне неосмотрительно и раздражающе. Воронцову приходилось лишь надеяться, что для друзей из Ближнего зарубежья перспектива заработать станет мотивирующим фактором.

Алексей вытащил из кармана джинсов телефон и начал дозвон:

— Нацайника? Всё готофа, нацайника, — сходу отчитался голос.

— Ты уверен, Зуфур? — недоверчиво переспросил Воронцов и подмигнул Полине, навострившей уши. Девушка нахмурилась и выжидательно смотрела на своего парня, резко остановившегося. Леша показал указательным пальцем на трубку телефона, давая понять всю важность звонка.

— Всё готофа, — повторил мужской голос с акцентом.

— До десяти считать умеешь? — поинтересовался Воронцов с надеждой.

— Всё готофа, нацайника, — подтвердил Зуфур фразой, которую знал на зубок. Впрочем, единственной фразой, которой вообще владел.

Алексей закатил глаза и обреченно посмотрел на недостроенную высотку. Где-то там двадцать два таких Зуфуров должны будут одновременно справиться с поставленной задачей. И не понятно, понял ли хоть один из них всю степень ответственности, или же стоит сразу свернуть представление. Репетиции у них не было, и сегодняшнее шоу будет эксклюзивом. Хотелось бы надеяться, что успешным эксклюзивом.

— До трех досчитать сможешь? Зуфур, когда я скажу «три», врубай, понял?

— Поняль, поняль.

Воронцов набрал больше воздуха и с шумом выдохнул:

— Раз, два…

Окна в недостроенной многоэтажки моргнули асинхронно.

— Твою мать… — прошипел Алексей в трубку вместо оговорённого «три».