А она не слышала ничего. Ни единого слова.

В ушах гудели слова песни проклятые.

Смотрела вперед, а внутри через мясорубку внутренности прокручивались. Медленно, с наслаждением.

Горло спазмом схватило.

Пульс пулеметными залпами зашелся…

Он тоже смотрел на нее.

И не верил. И ошибиться страшно. А как можно ошибиться, если каждый атом внутри кричал «ОНА!»? Как ошибиться, когда смотрела глазами своими тягучими, вязкими как расплавленная карамель?

— Вот черт, — Роберт поравнялся с Полиной, укрывая от фигуры, нависшей грозовым фронтом.

Откуда он здесь? Почему? Почему сейчас? Зачем?

Роберта вращало внутри. Как на карусели в парке аттракционов, когда уже блевать хочется, а она всё крутится и крутится… Крутится и крутится…

— Лёх, давай без истерик? — предупреждающе выставил пятерню Гризманн, тормозя слегка подавшегося вперед Воронцова.

Алексей только сейчас заметил бывшего друга. Перевел взгляд с Полины на него.

Потом снова на девушку. Полина… Роберт…

Это как?

Воздух моментально загустел, забродил, скис.

— Па, — тихий, тоненький голосок ворвался в самую гущу этого воздуха.

Полина вздрогнула.

Медленно глазами проскользила по Воронцову, запирая каждую дверь в памяти, чтобы ничего в ней не сохранилось. Ни единого миллиметра его тела, одежды, эмоции.

Опустила взгляд вниз, ощутив удар под дых.

Кудрявый белобрысый мальчонка вцепился маленькими ручками в икру мужчины. Испуганно нахмурил светлые бровки и уткнулся носом в джинсы, прячась от настойчивого внимания чужих глаз.

«Полинкин, я сделаю генетическую экспертизу. Зефирка, — упал перед ней на колени, обхватывая щиколотки девушки руками, вцепился клещами намертво, словно она вот-вот исчезнет, — этого не может быть. Я не верю! Это не мой ребенок, Зефир! Любимая моя, родная…».

Как же не твой? Когда у вас с ним одно лицо и кудряшки такие же озорные, мягкие, светлые… А глаза голубые-голубые, чище и прозрачнее, чем капля росы…

Воронцов опустил ладонь на затылок ребенка и прижал к себе теснее. Поднял глаза, в которых плескалось жгучее раскаяние, и виновато улыбнулся. Кротко, болезненно, безвыходно…

Полина стойко и невозмутимо выдержала этот взгляд, не давая повода ничему. НИЧЕМУ.

Никто не должен был знать, что творилось у нее внутри, потому что снаружи она — айсберг. Холодный, острый, опасный.

Хотелось курить. Дико и прямо сейчас.

Все это пройдет.

Уже проходит.

Ничего не случилось. Ничего.

Нужно уйти.

Опустила голову и словно случайного незнакомца обошла стороной.

А он и есть незнакомец. Чужой. И не знает она его вовсе. Не помнит. Всё забыла. Всё.

Дышала ровно и глубоко, только мороз хлыстал по щекам. И руки окоченели.

Шла вперед, не оглядываясь, не оборачиваясь, не слушая и не ожидая шагов.

Обняла себя руками, но внезапно почувствовала, как крепкие руки сомкнулись под грудью. Ничего не дрогнуло внутри от прикосновений. Глухо.

— Полина, — Роберт уткнулся девушке в висок и сделал глубокий вдох. — Всё хорошо. Все хорошо, — успокаивающе провел пальцами по позвоночнику.

А она просто смотрела в никуда.

— Холодно что-то… — прошептала и обвила парня за талию, тесно прижимаясь. — Отвези меня домой.

9. Глава 9.

Пять лет назад, июнь

— Я маякну, отец, — Алексей Воронцов ободряюще хлопнул ладонью по плечу водителя такси, и выпрыгнул из салона в след за друзьями. — Давай.

Пожилой мужчина согласно кивнул и проехал немного вперед, припарковавшись вдоль дороги.

Парень размашистыми шагами двинулся в сторону смеющихся друзей, ощущая внутри себя легкое, приятное волнение.

Фонарный столб ярко освещал лица раскрасневшихся друзей в гуще позднего вечера. Празднование успешного окончания института девчонками в «Карфагене» отлично справилось с настроением перед основным событием сегодняшнего дня, что активнее подстегивало Воронцова к действию.