— Вы мне льстите, Татьяна Борисовна. Но благодарю от всего сердца. Как поживаете? — Роберт открыл багажник и положил туда сумку.
Распахнул дверь машины, приглашая женщин внутрь. Протянул Татьяне Борисовне руку, помогая усесться в салон, в то время как Полина, не дожидаясь своей очереди, ловко запрыгнула на переднее сидение самостоятельно.
Роберт увлеченно слушал (либо талантно делал вид) и поддакивал жалующейся на жизнь женщине. Полина, слушая их щебет вполуха, поймала себя на мысли, что ее мать и Роберт всегда очень легко находили общий язык. И тем для разговора у них было больше, чем у нее с родной матерью. Сейчас они выглядели как два встретившихся еврея на рынке.
— Полина, дочка, у нас же дома есть чем пообедать? — Полина задумалась, почувствовав, как от нее ждут ответа. Роберт слева замер, а мать елозила сзади.
Обернулась через плечо и посмотрела на Татьяну Борисовну, которая посылала ей такие фибры, от которых сквозняк гулял по ногам.
— Что-нибудь найдется, — туманно ответила Макеева и взглянула на Роберта. Он смотрел вперёд, уверенно управляя автомобилем.
Почувствовав на себе взгляд девушки, повернул голову. Улыбнулся.
— Роберт, дорогой, извольте с нами отобедать? — принялась расшаркиваться Татьяна Борисовна. Полину бесили ее напускные благородные речи. Она еле сдерживала губы, чтобы из них не вырвалось то, что не понравится никому в этой машине.
Девушка резко посмотрела на Роберта. Он глядел на нее, зрительно спрашивая разрешения.
Ну а что тут скажешь? При стойком желании отказать, Полина не имела права так цинично поступить с парнем. Однако, Полина его не просила помогать, он вызвался сам, а, значит, о каком чувстве благодарности идет речь?
Девушка пожала плечами, давая понять, что предоставляет парню выбор: соглашаться или нет.
— Не откажусь, Татьяна Борисовна. Спасибо.
Полина отвернулась к окну. Чувство смятения навалилось неподъемным грузом. Плечи сдавило. Она не то, чтобы не хотела видеть Гризманна у себя дома, она вообще никого не хотела впускать в свою жизнь.
***
Перед Робертом суетилась Татьяна Борисовна. По большому счету она же ухаживала за ним как за дорогим и важным гостем, напрочь позабыв, что практически ничего не видит. Она даже сослепу сумела разглядеть марку часов на его запястье, выгравированную муравьиным шрифтом.
Полина в основном молчала.
Без аппетита гоняла по тарелке кружок огурца и смотрела сквозь Роберта и мамы. Этим двоим было неплохо совместно. Интересно.
Чего не скажешь о девушке, мечтающей поскорее свернуть трапезу и уйти из дома. Прогуляться.
Возможно, съездить к морю.
Она еще не была на море.
Не здоровалась с ним и не общалась.
Полина любила разговаривать с морем. Оно ей отвечало. Всегда. На любые вопросы у него был ответ и свое собственное мнение. И пять лет назад девушка ему даже завидовала.
Сейчас она смогла бы с ним поспорить. Сейчас у нее есть свое мнение.
— … конечно. Правда, Полина? — донесся до девушки обрывок фразы Татьяны Борисовны.
— Что? — переспросила, глядя попеременно на мать и на Гризманна, внимательно блуждающего по лицу Полины.
— Ты где летаешь? Я сказала, что в среду ты абсолютно свободна и сможешь сходить с Робертом на уличную выставку… — задумалась, припоминая, — как ты сказал Роберт?
— Выставка художников стрит-арта, — не растерялся парень.
— Точно, — благодарно улыбнулась ему женщина.
Полина опешила.
С глухим ударом опустила локти на обеденный стол так, что Татьяна Борисовна нервно заморгала. Этот вахлакский жест женщина ненавидела. Так делал Он. Невоспитанный чурбан.