Подавляющее большинство сразу отпадало. Отсутствовала каменная стена. Или, согласно компасу, была повернута не на ту сторону света. Я, правда, все равно их обследовал. Это доставляло мне удовольствие. Сама прогулка давала ощущение свободы и покоя. В одну из суббот меня сопровождала приблудная собака. А однажды я увидел отощавшего за зиму оленя.

И вот наступило 23 апреля, день, который мне не забыть, даже если я проживу еще столько же. В тот день остро пахло весной, я шел по проселочной дороге – «тропой старого Смита» назвал ее мальчишка, удивший рыбу с мостков. Устроившись на придорожном камне, я съел завтрак, который захватил с собой в фирменном пакете «Фудвея». Остатки я аккуратно закопал, как учил меня перед смертью отец в далекие времена, когда я был не старше этого мальчишки-рыболова.

Около двух часов дня я увидел слева большой луг. Его дальний конец упирался в каменную стену, уходившую строго на северо-запад. Я направился туда; под ногами чавкало. Когда я двинулся вдоль каменной гряды, с ветки дуба на меня недовольно зацокала белка.

Пройдя вдоль стены, я увидел камень. Сомнений быть не могло. Вулканическое стекло, гладкое как шелк. Явно не имеющее никакого отношения к лугу в штате Мэн. Я долго смотрел на него, просто смотрел, чувствуя, как комок подступает к горлу. Сердце бешено колотилось. А рядом белка прыгала параллельным курсом, продолжая чем-то возмущаться.

Наконец, справившись с волнением, я опустился на корточки рядом с камнем – в коленных суставах при этом раздался такой треск, словно охотник, перезаряжая двустволку, перегнул ее пополам, – и прикоснулся к нему пальцами. Нет, не сон. Я не стал его поднимать: что бы под ним ни лежало, подумал я, лучше уйти в неведении. И уж тем более у меня даже в мыслях не было забрать его с собой: камень принадлежал не мне, и унести его отсюда было бы худшим видом воровства. И если я все-таки поднял его, то лишь затем, чтобы ощутить его тяжесть и, вероятно, через полноту осязания убедиться в его реальности.

И вот я тупо смотрел на предмет, который обнаружился под камнем. Сознание долго отказывалось признавать то, что видели глаза. Это был конверт, завернутый в целлофановый пакет – от влаги. На конверте четким почерком Энди было выведено мое имя.

Я взял конверт и положил камень на то же место, где его оставил друг Энди, а позже он сам.

Я не стал читать это письмо на виду у всего мира. Меня вдруг охватил панический страх, желание как можно скорее оставить это место, пока меня никто не увидел. Позволю себе каламбур, так сказать, по теме: я боялся расколоться.

Я вернулся в гостиницу и там прочел письмо, окруженный острыми запахами ужина, подаваемого в номер пожилым джентльменам – «Бифарони», «Райс-а-рони», «Нудлрони». Готов поспорить: все, что сегодня подается на ужин пожилым джентльменам в Америке, ограниченным в деньгах, непременно кончается на «рони».

Я вскрыл конверт…