– Емеля, смотри в свою работу. Настя, не сутулься.

Фаина отодвинула в сторону проверенную стопку тетрадей и положила рядом новую.

– Все сдали работы?

В ответ на ее слова раздался нестройный шум голосов и зазвенел звонок.

Дети покидали класс, оставив открытой жалобно поскрипывающую дверь, а на полу валялись обрывки бумаги, стержни, огрызки карандашей, фантики, пачки из-под сока. Сегодня у Фаины не было сил останавливать их, читать нравоучения, чтобы они убрали за собой. Столько раз она говорила – и ничего не меняется.

Фаина Рудольфовна подняла глаза и вздрогнула – новенький так и сидел на месте в своей белоснежной рубашке.

– Ты сдал работу?

Он отрицательно покачал головой. Потом встал и, заложив руки в карманы, подошел к учительскому столу. Изумрудные глаза светились тихим светом.

«Мелкий пижон», – подумала она, глядя на искрящуюся ткань рубашки.

Фаина Рудольфовна не терпела, когда ее испытывают:

– Я не знаю, из какой ты школы, дружок, но у нас так не поступают. Ученик выполняет задание и сдает работу мне в руки в письменном виде.

– Мы ведь пишем затем, чтобы поразмыслить над своим будущим?

Учительница с нарастающим раздражением кивнула.

– Я в этом не нуждаюсь, – самоуверенно заключил парень, – мне известно, что я сделаю для народа, среди которого живу.

– Серьезно? Значит, всем остальным неизвестно, а тебе известно?!

– Не сердитесь. Вы успокоитесь, когда я скажу, что именно сделаю для людей.

Слова мальчика подействовали на Фаину обратным образом – она почувствовала, что начинает закипать.

Ей стало душно. Резким движением учительница открыла окно.

– И что же ты сделаешь… для общества?

Горячий воздух струился в открытую щель, мальчик в белой рубашке и предметы вокруг него переливались, искажаясь в прозрачных волнах.

«С ума можно сойти – топить так сильно! Мы же тут не железо плавим!»

– Я стану пророком и буду говорить людям, как поступит с ними Бог, – заявил малец.

Фаину передернуло: «Хорошо родители обработали! А может, удачная воскресная школа… Теперь нужно следить за языком». Она все же не сдержалась и сказала:

– Мощно. А откуда ты знаешь, что не будешь говорить отсебятину? С чего ты взял, что все это не твои выдумки?

– Оттуда же, откуда знаю, что буду пророком. Это не такая уж завидная участь. Идти туда, куда не хочешь, выполнять чужие задания…

Она выдвинула верхний ящик и протерла бумажной салфеткой мокрый лоб, затем открыла журнал и нашла фамилию нового ученика. Фаина постучала ручкой по столу и процедила сквозь зубы:

– Я сама предскажу кое-что тебе и твоим родителям: в следующий раз ты получишь еще одну двойку, если не выполнишь мое задание. Понял?

Она подняла глаза – перед ней струился только горячий воздух, покидавший опустевший душный кабинет.

Фаина повернула голову на скрип и увидела, как медленно закрывается дверь в класс. Ей показалось, что в щели мелькнуло что-то белое. Ей действительно это показалось?

Роман Штыгин

Ергольцева в спортивных штанах и майке бежит по лестнице вниз. Как же удобно без этой нелепой школьной формы! В руке журнал, найденный у Фаины в кабинете. Она наслаждается тем священным мигом, когда она «как бы не на уроке, но по уважительной причине». Она еще минут пять стоит у спортзала и смотрит оценки по информатике.

«Построились!» – слышится суровый мужской баритон. Ергольцева выплевывает жвачку и вбегает в зал.

Обычно первый крик раздается из спортивной кладовой. Если ко второму все еще не построены, то бегать и отжиматься придется в два раза дольше; зная об этом, ученики образуют плотный ряд.