Через мост, через реку, по апельсиновым садам и по полям потом.
Слегка отстав, Хена украдкой развернула записку. По-тартахенски, точно чтобы она все поняла. «Перед следующей прогулкой приходи пораньше». И все. Наверное, можно было понять это как угодно, и как заигрывание в том числе. Ничего не доказать. Но ведь Хена поймет правильно?
Пикник на траве.
То, что они обсуждали там, все время ускользало от понимания Хены. Они говорили по-кетхарски, слова она понимала, но… о каких-то людях, каких-то событиях, о которых Хена ничего не знала, о музыке, о погоде, шушак бы ее побрал. Все это ничего не значило, все это — просто шум ветра. Имело значение что-то другое: взгляды, намеки, которые Хена распознать не могла.
Песни Лоуренцо Голубоглазого, закаты на Иль-Тальмо, когда поднимаешься в горы… Вот сказать, что старик Бахрам взялся за старое и заполучил новую кобылку, и хмыкнуть так многозначительно, что непонятно: то ли у того старика табун, то ли гарем… А дядюшка Рузаль снова не может поделить виноградники с соседями. Дядюшка. Они ведь родственники — все эти королевские дети Кетхара и Тартахены, не слишком близкие, но вот так, когда рядом, об этом сложно забыть. Рейнардо смуглый и темноволосый в мать и в бабку, которая была дочерью кетхарского герцога и троюродной прабабки Самун. Или не троюродной? Хена не могла сказать наверняка, знала, что королева Тартахены — внучка кетхарской принцессы, а значит, Самун… Шушак ногу сломит…
«А помнишь, лорд Себастьяно устраивал турнир два года назад…» Рейнардо не помнит, он не был, но был Паоло. Ах да! А почему же Рейнардо не любит турниры? Ему стоит выступить, девушки были бы от него без ума! И какие же они разные с братом! А вот с Фернандо, напротив, похожи, но Фернандо хмурый старик… в этом месте Самун так снисходительно улыбалась. Конечно, ведь старшему принцу же сорок, а он все никак не станет королем. И дочь Фернандо — ровесница принца Керуша, и…
В этом была какая-то игра, но Хена не улавливала всей сути. Но ей и не надо, пожалуй. Ее дело — охранять.
Она смотрела…
Несколько раз замечала, как Самун брала Рейнардо за руку. Но не пальцев, не ладони касалась, а то чуть выше запястья, то ближе к локтю. И ничего особенного вроде бы в этом жесте, когда двое увлечены разговором: «А помнишь…» Ничего, если бы Рейнардо каждый раз от этого прикосновения не замирал. И дело не в смущении, не в том, что красивая девушка касалась его, Хена видела достаточно, чтобы оценить это. Ему было больно. Но он старался этого не показать. Улыбался. Улыбка выходила слегка натянутой.
Самун хотела что-то знать и, судя по всему, была недовольна ответами.
Если подумать, все это вопросы о рыцарях на турнире, о старых земельных спорах упрямых дядюшек… если знать подробности, можно понять, кто из дядюшек на чьей стороне, много пограничных земель, и тот же Фридрих, король Марны… и Гийом Рыжий… Для тех, кто понимает нюансы, несложно сделать выводы о положении дел и том, что готовится.
Рейнардо отвечал так уклончиво — вроде бы отвечал, но совсем не то, что принцесса хотела услышать.
В какой-то момент она вцепилась в его руку с яростью, надавила. Хена видела, как у Рейнардо побелели губы, он вытянулся, зубы сжал. И все же он молча смотрел Самун в глаза, она на него. И непонятно, чем бы это кончилось, если б не Керуш. «А давайте покатаемся у реки!» — воскликнул молодой принц почти испуганно. Самун отпустила. Но отступать не собиралась — это отлично видно по глазам.
Вечером Хена не выдержала, когда они остались одни.