– О мама!.. – вздыхал отец и быстрым шагом уходил прочь.

Я же, все слышавшая, тихонько молилась об одном, чтобы мама нашлась, чтобы она не умерла, чтобы папа ее дождался.

Но годы шли, а мама все не возвращалась. В отцовской шевелюре начали появляться седые пряди, его высокий лоб покрылся более глубокими морщинами, губы напряглись, а взгляд стал чужим и отрешенным.

Я видела, как отец страдал. Но чем я могла ему помочь?

Вот карета снова выехала на ровную дорогу, и я наконец-то смогла передохнуть. Тем более, что тот ужасный человек из окна, так и не дождавшись от меня ответа, исчез. А этот, что сидел в темном углу, казалось, попросту уснул, так как совершенно не реагировал ни на толчки внутри кареты, ни на мои вскрики.

Изловчившись, я взяла в пальцы медальон и, открыв его, стала внимательно рассматривать птицу, которая немного выступала на чуть голубоватой эмали. Ярко-синие перышки с золотыми крапинками, красный хохолок, жёлтые клюв и лапки, крохотные глазки из фиолетового аметрина…

– Знаешь, дочь, – показывая мне на птицу, искусно помещенную в медальон, сказал как-то отец. – Эту вещицу я должен был подарить после свадьбы твоей маме, ведь она – символ любви нашего рода, охраняющая женщин! Этот драгоценный камень, который так красиво блестит и переливается, твой прадедушка-конкистадор выменял у вождя племени индейцев Аурейрос! Он хотел жениться на его дочери (которую страстно полюбил, и она полюбила его) и увезти ее с собой. Но принцесса неожиданно заболела и умерла. И вот, не зная, как восполнить потерю, предок отдал все свои сокровища вождю в обмен на эту птичку, которая прежде принадлежала его невесте. По преданию, умирая, принцесса благословила своего любимого и попросила, чтобы он непременно женился и был счастлив, а когда он ей это пообещал, взяла в руки тотем и прошептала над ним слова какого-то заклятия, как будто бы оно должно было оберегать владельца птицы. Потом прадедушка женился, а птицу поместил в медальон, сделанный из редчайшей раковины ципреи капутсерпентис, и подарил своей избраннице, боясь потерять и ее тоже! Последней медальон носила моя мама…

– Да, он твой, – нежно улыбаясь, бабушка позволила подарить его мне, – мне уже все равно, охраняет он меня или нет! А вот ты…

– Спасибо, – с восхищением разглядывая золоченые края ракушки, я сжала фамильную реликвию в кулачке.

– Нет, надень его, – сказал отец. – И пускай он убережет хоть тебя, если не уберег твою маму…

– Ты вечно будешь меня в этом винить?! – отчего-то разозлилась бабушка, и лицо ее вдруг сделалось багровым.

– Нет, ну что ты, – поворачиваясь к нам спиной, отец как всегда поспешил скрыться за дверью.

– Я не виновата, что Камелия так мало прожила! – вслед ему кричала бабушка. – Я бы ей отдала! Потом!

И вот, с того дня, как одела этот медальон себе на шею, я никогда больше с ним не расставалась.

Даже тогда, когда мне нужно было купаться, я всегда держала его рядом с собой, и одевала сразу же после сна – к любому платью.

Даже теперь, только взглянув на переливающийся аметрин, хоть и находилась я в чужой карете, вдруг почувствовала себя как будто защищенной.

Из дома в тот день я вышла одетой лишь в белое простенькое платье из льняной ткани, под которым не было даже корсета. Мягкие панталончики, чулки и туфли – вот и все. Даже свои волосы я не позволила горничным заплести и уложить, а собрала их в пучок и повязала серебристой лентой!

Я ведь должна была быстро возвратиться назад, в свою комнату. Просто цветы, которые стояли в вазе (в моей спальне), немного привяли, а из окна я видела, как красиво на поле цветут ромашки. Вот и решила по-быстрому сбегать туда и сорвать несколько.