– У немцев было время потом.

– Было, – согласился Свэггер.

– Итак, налицо крайне необычная ситуация, когда и русские, и немцы независимо друг от друга стирают в архивах одну и ту же информацию. За этим кто-то стоял. И у этого человека была сила. Власть. Влияние. Он занимал очень важное положение. Если это немецкий шпион в окружении Сталина, он большая шишка, комиссар, доверенное лицо Вождя, и он может приказать убрать Милу Петрову из всех советских архивов, однако ему ненавистна мысль о том, что ее история по-прежнему остается где-то в другом месте. Он понимает, что после войны это все будет проверено, и тогда его разоблачат. Поэтому он объясняет своему шефу из Абвера, СС или какого-то еще ведомства, которому подчиняется, что сведения о его деятельности ни в коем случае нельзя сохранить. И опять же, речь идет о некоей влиятельной персоне, понимаешь? Это важный гусь, вот только он не может взять в толк, что если стереть следы, останется не пустое место, а стертые следы, которые можно прочитать почти так же хорошо.

– Василий Крылов, сталинский Гарри Гопкинс. Поскольку он единственная крупная фигура на доске, можно смело утверждать, что это был именно он. Но это очень смелое предположение.

– Единственное разумное, если присмотреться внимательнее.

– Да? А что насчет мотива? Этот человек – правая рука Сталина, один из самых могущественных людей в стране. Он вправе ожидать, что после окончания войны его влияние возрастет еще больше. У него будут власть и могущество. Так зачем ему рисковать всем и сдавать своих людей фашистам?

– Не забывай, он учился в Мюнхене. Быть может, фашисты засняли, как он сосет в общественной уборной что-то такое, что не следовало бы сосать.

Возможно, но… ты кое-что забываешь. Крылов очень умен. Вот почему он так быстро и высоко поднялся. Маловероятно, чтобы он мог угодить в подобную ловушку. А если бы он в нее и попал, то без труда выбрался бы. Так что кем бы ни был предатель, у него должны иметься веские основания быть таковым. Он находился в самом сумасшедшем извращенном месте во всем мире, в Кремле при Сталине, где тысячи, десятки, сотни тысяч человек сметались прочь только из-за малейшего намека на подозрение.

– Мотив все портит, – вздохнула Рейли. – Ну почему обязательно должен быть мотив? В кино про мотивы забыли тридцать лет назад!

Карпаты Место засады

Июль 1944 года

Да, винтовки остались, почти тридцать штук. Но у всех были сняты затворы. Что сделало их совершенно бесполезными. Снайперская винтовка Милы с замечательным оптическим прицелом также исчезла – немцы захватили ее в качестве трофея. Не осталось ни одного ППШ, поскольку немцы высоко ценили этот по- крестьянски надежный и неприхотливый автомат и прибирали его к рукам, где только могли. Со свойственной им методичностью немцы действовали очень тщательно, не оставив ни гранат, ни штыков и ножей, ни пистолетов. Трупы, числом двадцать четыре, лежали в два аккуратных ряда вдоль дороги. Почти на всех были следы, оставленные современным стрелковым оружием, на одних жуткие, на других не очень. Все трупы были присыпаны известью, словно фашисты решили защитить от них лес, а не их защитить от леса, и это сработало – прошедшее время ни один падальщик не успел насладиться добычей.

– Бака здесь нет, – уверенно заявил Учитель.

– Хоть какая-то отрадная новость.

– Ему удалось скрыться. Я бы сказал, всего спаслись человек десять, не меньше.

– Нет, – возразил через Учителя Крестьянин, – ты ошибаешься, товарищ. Количество убитых кажется таким маленьким, потому что здесь нет женских трупов.