– Эй! Кто там озорует?! А ну слазь, мать твою бог любил! – послышался окрик.

Воробей опустил глаза и увидел стоящего внизу дядю Никиту. И когда успел прийти? Он ругался, а сам всё вытягивал руки, как будто хотел поймать Миньку.

– Ну вот, помешали… – разочарованно протянул он и спрыгнул на доски помоста. – Завсегда так. Только задумаешь сделать что-нибудь, так беспременно помешают. Принесла Митькиного батьку нелёгкая, теперь мамке наябедничает.

Друзья медленно спускались с колокольни, надеялись, что дядя Никита устанет ждать и уйдёт, но тот сидел у ограды и дымил папиросой.

– А ну-ка поди сюда, голубь, – мрачно взглянул он на Миньку, – чего творишь, аль не пороли давно? Отца нет, так я подсоблю.

Минька опасливо остановился, готовый дать стрекача.

– А что? – спросил он и отступил на шаг.

– А то! Играться больше негде? Шваркнулся бы – и мокрого места не оставил. Тьфу, напугал, мазурик, аж руки затряслись.

Руки у дяди Никиты и в самом деле подрагивали, прыгала зажатая в пальцах папироска.

– Да не хотел я падать, я летать хотел! Если руками шибко махать, то полететь можно, как птица. Я смогу… повыше залезть надо…

Дядя Никита обозвал Миньку дураком и сказал, рассыпая пепел на штаны, что летать можно на воздушном шаре или летательной машине, а без крыльев он попадёт в аккурат на кладбище.

– Ясно тебе?

– Ясно… – кивнул Воробей для вида, а в душе решил, что дядька ничего не понимает. Он, Минька, не как все.

Ноги сами понесли друзей к Сакмаре. Имелось у них любимое местечко, где берег пологий, а река тихая-тихая. Напротив возвышался утёс, заросший сосновым лесом, зубчатый край его упирался в самое небо.

– Кабы дядька Никита не помешал, полетел бы ты, Мишка, вот те крест, – пожалел Васька.

– Ага. Махнём на тот берег? Давай наперегонки? – И, не дожидаясь ответа, Минька скинул штаны и рубаху.

Плавал он хорошо, и на спине умел, и на боку, и собачкой, и саженками. Воды не боялся, да и чего бояться? Течение слабое – не потонешь. Они выбрались на другой берег, вскарабкались на утёс. И Миньку осенило:

– Дураки мы с тобой, Васятка. Эвон какой утёс высокий, надо было сразу сюда идти, а не на колокольню. Смотри, я сейчас полечу!

Он подбежал к краю обрыва, оттолкнулся от земли и полетел ласточкой. Минька так бешено махал руками, что они едва не оторвались, но с недоумением увидел, как стремительно несётся на него зелёная река. Он сильно ударился о воду и камнем пошёл ко дну, провалился в зыбкую темень. Минька опомнился, отчаянно заработал руками, ногами и сумел вырваться наверх. Рядом, взметнув тучу брызг, вонзился в воду Васька.

Друзья долго лежали на траве, пытаясь отдышаться.

– Зачем ты прыгнул? – покосился Минька.

– Ты не выныривал, я подумал, что тонешь. Не вышло, значит, полететь?

Воробей промолчал.

Васька тряхнул мокрой головой:

– Ох, Мишка, а кабы ты с колокольни сиганул? Верно Митькин батя толковал, что мокрого места не осталось бы. Бог тебя спас, когда послал к церкви дяденьку Никиту.

– Бог? Зачем меня спасать, на кой я ему, такой бесноватый? – фыркнул Минька. – Ему малые ребята без греха надобны, а я чёртово племя.

Друг не согласился:

– Не-е, он тебя пожалел, чтоб ты не помер.

– Пойдём, Васятка, домой. Как бы мамка раньше не вернулась. Увидит, что меня нет, и до самой смерти на улицу не выпустит.

Замок по-прежнему висел на двери, значит, матери дома не было. Минька забрался в окно и до её прихода играл с оловянными солдатиками, глазел на улицу, скакал на одной ноге. Проголодавшись, взял кусок хлеба и съел без молитвы, только бросил взгляд на образа и наскоро перекрестился.