– Скажи мне, маленькая Мари, – спросил он, видя, что она и не собирается ему отвечать, – выходит, ты никогда еще не думала о том, чтобы выйти замуж? А ведь время-то уж подошло!

– Может, оно и так, – ответила она, – но я слишком бедна. Надо накопить не меньше сотни экю на приданое, а для этого я должна проработать лет пять-шесть.

– Бедная девочка! Хотел бы я, чтобы дед Морис дал мне сотню экю, я бы сделал тебе подарок.

– Большое вам спасибо, Жермен. Только что бы про меня тогда стали говорить?

– А что бы кто мог сказать? Все знают, что я уже в годах и не могу на тебе жениться. Поэтому никто не подумает, что я… что ты…

– Послушайте, Жермен, мальчик-то проснулся, – сказала маленькая Мари.

Пьер привстал и задумчиво стал оглядывать все вокруг.

– Ничего, это он всегда так, когда слышит, что люди едят! – сказал Жермен. – Вообще-то его из пушки не разбудишь; но стоит ему услыхать, что кто-то жует, он тут же открывает глаза.

– В его годы вы, верно, тоже были таким, – сказала маленькая Мари, лукаво улыбаясь. – Ну что, милый мой, ты ищешь полог своей кроватки? Сегодня он из листьев, детка моя; но отец твой как-никак ужинает. Хочешь с ним поесть? Я ведь твою долю не трогала. Все ждала, когда ты ее спросишь!

– Мари, изволь есть! – вскричал Жермен. – Не то я больше ни к чему не притронусь. Обжора я, мне бы только брюхо набить, а ты вот последнее отдаешь. Не дело это, меня совесть зазрит. Мне вот теперь и кусок в горло не лезет; не хочу я, чтобы и сын мой ужинал, коли ты не станешь ужинать с нами.

– Оставьте нас в покое, – ответила маленькая Мари, – аппетит наш вовсе и не думает вам подчиняться. Я вот свой сегодня на замок заперла, а ключа-то у вас и нет, а у вашего Пьера на лице написано, как он изголодался, точно волчонок какой. Взгляните только, как он за дело взялся! О, из этого парня толк выйдет!

В самом деле, мальчуган скоро доказал, что он сын своего отца; не успел он еще окончательно проснуться и толком не понимая, ни где он, ни как сюда попал, он принялся уплетать за обе щеки. Потом голод немного улегся, и он пришел в возбужденное состояние, как то бывает с детьми, когда нарушаются их привычки, и вдруг обнаружил больше ума, любопытства и рассудительности, чем в обычных условиях. Ему объяснили, где он находится, и когда он узнал, что вокруг лес, он немножко испугался.

– А злые звери в этом лесу есть? – спросил он отца.

– Нет, – ответил Жермен, – никаких зверей здесь нет. Тебе нечего бояться.

– Выходит, ты мне все наврал, когда сказал, что коли я поеду с тобой в густой лес, там меня утащат волки?

– Видите, как мы умеем рассуждать? – сказал Жермен, не зная, что и ответить.

– Он прав, – сказала маленькая Мари, – вы же ему это сами сказали; у него хорошая память, он все помнит. Ну так знай, милый Пьер, что отец твой никогда не лжет. Мы проезжали большим лесом в то время, как ты спал, а теперь мы в маленьком лесу, и никаких злых зверей тут нет.

– А что, маленький лес далеко от большого?

– Довольно далеко; к тому же волки не выходят из большого леса. И знай, кабы какие-нибудь волки и забрели сюда, твой отец их бы тут же убил.

– И ты тоже, маленькая Мари?

– И мы тоже, ты бы ведь нам помог, Пьер, не правда ли? Ты не боишься? Ты бы им показал!

– Да, да, – сказал мальчуган гордо и набираясь храбрости, – мы бы их убили!

– Ты лучше всех умеешь с детьми говорить и вразумить их можешь! Оно и неудивительно: давно ли еще ты сама была ребенком, ты помнишь все, чему тебя мать учила. По мне, так чем человек моложе, тем он лучше понимает детей. Я очень боюсь, что женщине, которой уже за тридцать и которая до сих пор не знает, что такое быть матерью, трудно будет научиться болтать с малышами и их уговаривать.