Брат.

Пусть неродной, пусть всякое в нашей жизни происходило, но Игнат очень близок мне.

Поэтому он меня второй раз из беды вытаскивает?

Я сижу в салоне его машины, в руках бутылка с минералкой, из горлышка выплескивается вода, потому что не могу сдержать дрожь в руках.

Игнат хлопает дверцами, потом садится за руль. Одну свою горячую руку укладывает на мои трясущиеся пальцы. Продолжаю сжимать бутылку. Она уже не трясётся, Игнат очень сильный, справляется с моими содраганиями. 

Я рыдаю. Всхлипываю. Почти не понимаю, как доезжаем до ночного посёлка.

Игнат выходит, открывает деревянные покосившиеся ворота. Вижу, что трава у крыльца на лужайке по колено вымахала к началу лета. Её рассекает внедорожник.

Я приехала домой, но легче мне не становится. Хотя чувство беспризорности и потерянности пропадает почти сразу.

За пятнадцать лет Игнат не забыл, что ключ от дома хранится под третьей дощечкой крыльца на специальном крючке. Висит и ржавеет. Света почти нет, только дальние фонари с улицы касаются нас. Электричество выключено.

– В сарае, – заикаясь говорю я. – Давай, завтра.

– Тут на ощупь что ли? – Игнат подсвечивает телефоном узкий коридор и прихожую, где на вешалке продолжает висеть мамино пальто. Его я не выкинула, проветрила, вытрясла и обратно на вешалку. Словно мама скоро придёт. – Тебе чемоданы сейчас принести?

– Не уходи, – всхлипываю я. – Сейчас ляжем.

– А-а, хорошо, – шёпотом отвечает Игнат, придерживая меня за талию.

Я прохожу в большую комнату. Она только так называется, на самом деле невелика она, просто другие комнаты наверху ещё меньше.

Светит экран Игнашкиного телефона  — единственный источник света.

У стены, где окна выходят на заросшую поляну, стоит старый диван. Я его раскладываю. Скрипит механизм. Из внутреннего ящика извлекаю пуховые подушки, ватное  одеяло и постельное бельё, которое сил нет заправлять. Но подскочивший Игнат начинает мне помогать.

Отчётливо звучат в кромешной тьме мои судорожные всхлипы после истерики. Я быстро раздеваюсь, как только Игнат надевает первую наволочку на подушку. Гаснет его телефон. Скоро глаза привыкают к темноте,  вижу очертания предметов и парня в белой рубахе. Он со свадьбы не переоделся. Только бабочку потерял.

Я стягиваю брюки, блузку. Остаюсь в нижнем белье и запрыгиваю под одеяло.

Ничего Игнату не говорю, он сам раздевается. Я даже не смотрю, как он это делает. Не испытываю к нему никакого любопытства. Продолжая всхлипывать,смотрю в потолок, который обязательно надо покрасить, а то в темноте первым пропал от количества грязи, смешался с сумраком.

Парень забирается ко мне под одеяло.

Тёплый. Нежный. Кожа к коже. 

Горячая рука прокатывается по моему бедру. Я тут же переворачиваюсь на бок и прижимаю Игната к себе. Насильно нажимаю на его голову, чтобы он спустился ниже. Он поддаётся, его голова у моей груди.

Это что-то жизненно необходимое. Чувствовать, что он младше, что нуждается в моей поддержке и опеке. От этого я становлюсь сильнее. Мозг получает сигнал заботиться о младшем брате и немедленно успокаивается.

– Ева, это немного не то, что я хотел, – слышу недовольный хрип.

– Кто тебя спрашивать будет? – тихо отвечаю я.

– Но так тоже ничего, – бурчит Игнат между моих титек.

Чувствую, как он лижет кожу между моих грудей. Тут же несильно деру его за ухо.

– Прекрати, – строго говорю ему и закидываю на его горячую крепкую фигуру свою ногу.

Парень довольно проводит рукой по моей ягодице. Я тут же его ладонь кладу выше, себе на спину, и хватаю Игната подмышки, словно хочу взять на ручки.