– Внизу, на лестнице, я встретил Проста, и он попросил тебе это передать, – начал Чад и помахал несколькими листами бумаги, исписанными от руки.

– Спасибо, – поблагодарил Джолион, – положи на стол.

– Зачем Просту понадобилось твое эссе по римскому праву?

Джолион слегка смутился. Взял газету, ткнул пальцем в первую полосу:

– Отлично написано… Скорее всего, Михаилу Горбачеву дадут Нобелевскую премию мира.

– Джолион, мне казалось, ты называл его… надеюсь, я правильно тебя понял… ты говорил, Прост – стопроцентный, первосортный козел.

Джолион вздохнул и пояснил:

– Слушай, вчера я дописал эссе и вдруг увидел его в библиотеке. Была полночь, и он не написал ничего, кроме нескольких разрозненных отрывков. Консультация у него сегодня, он трясся от страха. Поэтому я дал ему свое эссе… на время.

– Хотя он стопроцентный, первосортный козел?!

– Мне показалось, так будет правильно, – сказал Джолион.

– То есть тебе стало его жалко? – уточнил Чад.

Джолион еще больше смутился:

– При чем здесь жалость?

– Да ладно… – фыркнул Чад, положил эссе на письменный стол и устроился в кресле рядом с кофейным столиком.

Джолион вырвал из газеты статью о Горбачеве, отложил в сторону и переключился на Чада.

– Хочешь, я приготовлю завтрак? – спросил он.

Чад огляделся по сторонам и заметил тостер и электрический чайник.

– Тост? – спросил он.

– Нет, – ответил Джолион, – настоящий завтрак.

– Ну да, – с сомнением ответил Чад, – валяй!

Джолион широко улыбнулся и включил чайник. Достал из ящика письменного стола два яйца и скатерть. Чад молча следил за тем, как Джолион стелет скатерть на кофейный столик. Скатерть была круглая, из тонкого белого кружева.

– Ты как пьешь чай? – спросил Джолион.

– Как я… что? Как пью чай? Из чего, ты хочешь спросить? Из чашки.

– С молоком? С сахаром? Только не говори, что с лимоном.

– Я в жизни не пил чая, – признался Чад.

Джолион одобрительно кивнул:

– Отлично! Значит, тебе я сделаю как себе: крепкий, без сахара, с капелькой молока. Отлично!

Когда вода закипела, Джолион налил две трети в глазурованный керамический заварочный чайник, который извлек из-под кофейного столика. У электрочайника откинул крышку и половником положил в оставшуюся воду яйца. Закрыл крышку, засек время по часам. Из того же ящика, где были яйца, он достал два толстых куска белого хлеба и засунул их в тостер.

Пока готовился завтрак, Джолион рассказывал Чаду о только что прочитанной книге. Он очень заразительно рассказывал, Чаду тоже захотелось ее прочесть. Джолион снял томик с полки и протянул Чаду.

– Если понравится, оставь себе, – небрежно предложил он. Потом посмотрел на часы и сказал: – Ровно пять минут. – Щипцами он извлек из заварочного чайника два чайных пакетика, накрыл чайник специальным стеганым чехлом с вышитыми яркими колокольчиками и зелеными листьями. Потом включил тостер и продолжал: – Он был алкоголиком. Как и все лучшие американские писатели.

Чад посмотрел на книгу, ему стало стыдно, что он до сих пор не слыхал о Раймонде Карвере. Он прочел текст на задней стороне обложки. Карвера называли одним из величайших представителей американской литературы. И вот вам пожалуйста – он узнает о книге своего соотечественника от англичанина! Чад полистал страницы, прочел содержание. Названия рассказов показались ему простыми, но емкими.

Джолион сидел у чайника и смотрел на часы.

– Девять минут двадцать семь секунд, – провозгласил он и, снова взяв половник, быстро извлек из чайника яйца и положил их в миску для каши. Затем он направился к буфету, открыл дверцу, за ней над маленьким умывальником висело зеркало, не переставая говорить: – Фолкнер, Фитцджералд, Стейнбек. Конечно, Хемингуэй. Хемингуэй был королем среди писателей-пьяниц. – Джолион поставил яйца под холодную воду. – Чивер и Карвер. Трумэн Капоте. – Джолион вынул яйца из воды. Покатал их в миске, чтобы надбить скорлупу, быстро и умело очистил, вначале сняв по полоске из середины, как будто вытаскивал пояс из брюк. – А если взять более ранний период, можно вспомнить Эдгара По и Мелвилла.