Еще пару раз, для уверенности, очакушив осетра, я подтянулся и принялся обвязывать рыбу веревочной петлей под култуки. «Култуками» у нас, в низовьях Волги, называют передние грудные плавники красной рыбы. Но их же можно называть как-нибудь иначе. Например, сообщить на всю Россию: «Вот я держу осетра за уши!»

Убедившись, что «уши» привязаны надежно, а осетр не очень-то рыпается, я аккуратно отцепил крючки и скомандовал:

– К берегу!

Что хорошо весной – лодку загоняешь прямо в сад. Мы выволокли осетра на берег, под яблоню, и жена потребовала немедленно ехать снимать снасть. Я возразил, что по возвращении мы можем не застать осетра дома или застать его в обществе рыбоохраны.

– Вот рыбу приберем и снимем… – пообещал я.

Вопрос о немедленной поездке отпал сам собой, когда из вспоротого осетра я начал выкладывать в таз черно-серые, чуть отсвечивающие жемчужным изумрудом ястыки, полные икры…

Провозились мы часа два с половиной. Может, кто-то и быстрее управляется, ну и флаг ему в руки! А мы только в такие сроки уложились. Но через два часа все, что должно лежать – лежало, что должно висеть – висело, и было достаточно хорошо заныкано по разным углам.

Устал я, правда, порядочно, да и жена притомилась, и руки у нее разболелись. Так она ж всю икру пробила, а это вам не в носу ковыряться! Пока икра солилась, я осетрину добрым словом и полстаканом коньяка помянул, как и положено. Только вот боль в боку вернулась и отдавать начала то в живот, то в спину. Не очень-то и сильная боль, терпеть можно, но жена заметила и всполошилась:

– А ну, – командует, – хватай все что нужно и поехали снасть снимать!

Я бы рад возразить, но чувствую, что права она, да тут еще мне дыхалку перехватило.

– Да это мы с тобой из секретов рыбу не вытащили… – предположил я, но жена мне напомнила:

– Ты обещал!

Боль отпустила, едва подняли снасть. Предчувствия жену не обманули: на крючках, чуть ли не в ряд, дергались две севрюжки и осетренок-челбаш. Пришлось повозиться. Пока одного чакушишь да с крючков снимаешь, товарищи его спокойно вести себя не желают, дергаются, заразы! Ну а крючки на снасти так и подпрыгивают, норовят вцепиться, только уворачивайся. Зевнешь – мало не покажется!

Победил я эту троицу, покидал в лодку, держусь за снасть, отдуваюсь и без особой надежды говорю жене:

– А может, пусть постоит еще пару часов? День хороший… Видишь, какой фарт попер!

– Я тебе сейчас дам «фарт»! Выдирай! А если что-нибудь очень большое попадется – будешь подыхать вместе с рыбой?! Да и куда тебе ее?

В общем, костерила она меня всю обратную дорогу. Так я ж и не спорил, пока она и секрета поснимать не потребовала. Мотивация была та же: живой и здоровый я был жене нужнее, чем больной в гробу. Но тут я уперся. Не насчет гроба, а вообще… Отказался снимать секрета.

– Рыба, она сама на вешала и в коптилку не полезет! Ее ловить надо и обихаживать! А здоровье, оно или есть, или его нет…

– То-то я смотрю, ты отдуваешься как паровоз!

– А вот это очень даже поправимо! – уверенно заявил я. – Подгребай вон к тому секрету.

Одышка враз прошла, да и ошибиться было трудно: секрет дергался, будто его собаки трепали. Оказалось, я прав! Довольно крупная щука прогрызла сетку секрета и застряла жабрами в дыре, но я ее спас и бросил в лодку.

А у жены, уже в доме, случилась истерика, когда вся пойманная рыба, включая челбашонка, оказалась икряной. Она смеялась сквозь слезы до тех пор, пока я, на полном серьезе не предложил всю икру пожарить на сковородке.

– Иди занимайся своими делами! Или, может, сначала снасть поставим?